Направляясь к лестнице, Имам бросил Риддику:

— Постараюсь от них избавиться, но прошу тебя — удели мне еще минуту. Можешь ты подождать минуту ради спасения многих миров?

Тем временем Риддик уже вскочил на перила террасы. Он балансировал на них, словно ночное мифологическое создание, мускулистая горгулья, легко удерживающаяся на узких перилах и в любой момент готовая исчезнуть в темноте. Хотя соседнее здание находилось довольно далеко, Имам ни на секунду не сомневался, что его гость одним прыжком преодолеет это расстояние.

— Неужели ты собираешься нас оставить? Бросишь, как в свое время бросил ее?

Казалось бы, такое незначительное слово — «ее», вряд ли оно может убедить, но Риддик, услышав его, замер. Он пристально посмотрел на хозяина дома, а потом молча спрыгнул на пол террасы.

Требования открыть дверь, стук, настойчивые крики не возымели успеха, поэтому солдатам пришлось прибегнуть к плазменным ножам. Они быстро справились с петлями и замками. Их мало волновало то, что они вторгаются в дом депутата. Когда их инструктировали, им ничего об этом не говорили. Если и возникнут какие-нибудь проблемы, владелец дома сможет их уладить с руководством пославшей солдат организации — у него имелись на это все права. Еще год назад участники подобной операции хорошенько призадумались бы, прежде чем вламываться в дом уважаемого государственного деятеля. Но за последний год, а еще больше — за последние несколько недель, очень многое изменилось, и поэтому солдаты действовали без колебаний. Вырезанная дверь рухнула на пол. Группа захвата ринулась в дом, отыскивая взглядами кого-нибудь из хозяев, чтобы допросить их, увести с собой, а возможно, и прикончить. Согласно полученным приказам подозреваемых желательно было взять живыми, но в случае особой опасности — убить. Пальцы сжимали спусковые крючки, глаза внимательно всматривались в полумрак холла.

Имам услышал, как солдаты ворвались в дом, и взглянул на гостя.

— Я обладаю каким-никаким влиянием. Прошу тебя, останься, а я попробую от них избавиться.

Риддик ничего не ответил. Но все-таки остался стоять на месте, ухватившись рукой за перила. Заметив это, Имам улыбнулся, в улыбке его светилась надежда. Потом он и трое монахов развернулись и, закрыв за собой ведущую на террасу дверь, отправились вниз по лестнице.

Риддик остался на террасе в одиночестве… правда, не совсем. Обернувшись, он снова увидел элементалку. Она двигалась так стремительно, что его взгляд за ней не поспевал. Собственно, она никуда не исчезала, не дематериализовалась, а просто перемещалась с большой скоростью.

«Ничего, в один прекрасный день я разберусь, как ты это делаешь», — мрачно пообещал он.

Он прислушался. Голоса внизу становились все тише. Сначала было слышно, как Имам и монахи переговариваются с солдатами.

Потом наступила полная тишина. Интересно, сумел ли хозяин дома добиться своего? Подойдя к перилам террасы, Риддик осторожно выглянул на улицу, но вместо уходящих солдат его глазам предстала куда более печальная картина.

Он увидел на улице группу из нескольких человек, двое из которых были вооружены и следили за тем, как из дома выводили задержанных. Здесь стояли трое монахов, на лицах которых смешались тревога и ярость. Риддик увидел Ладжун и Зизу. Женщина что-то сказала одному из солдат, тот вместо ответа грубо ее оттолкнул. Риддик еще несколько секунд наблюдал за происходящим внизу, потом очень тихо отошел от перил и, крадучись, двинулся к дверям.

Двери были довольно старые, и щель между ними позволила ему взглянуть на то, что творится на лестнице. Там было совершенно темно — только не для него. Никакого движения он не заметил. Для такого человека, как Риддик, это было куда примечательнее, чем звуки голосов или топот ног. Он так же бесшумно отошел назад.

По ту сторону дверей несколько солдат, прижавшись к стене, только и ждали команды. Один прижал острие ножа к горлу Имама.

Несмотря на это, Имам готов был крикнуть, чтобы предупредить Риддика. Если бы на кону стояло лишь его будущее, он, не задумываясь, так бы и сделал. Но сейчас от него зависела судьба близких, ожидавших его на улице. Поэтому он молча молился за судьбу человека, который меньше всего в жизни думал о молитвах.

Возглавляющий облаву офицер дал солдатам знак начинать. Дверь мгновенно поддалась их натиску, и они тут же оказались в комнате наверху. Там царила почти полная темнота, но голос, приветствующий их вторжение, был абсолютно спокоен.

— Милости прощу.

Солдат, отлично обученных и уверенных в себе, было человек десять. Некоторые из них принимали участие в боевых операциях на других планетах. Они знали, что ищут некого конкретного человека, хотя не знали, кто он такой и на что способен.

Это их и погубило.

Сначала они пытались поразить преследуемого выстрелом в темноте, но тот двигался так быстро, что солдаты замертво падали один за другим. Порой им казалось, что они видят цель, порой видели лишь тень и открывали по ней стрельбу, поскольку стрелять больше было не во что. Уверенность в себе быстро сменилась озабоченностью, потом тревогой и, наконец, паникой. Темную комнату пронизывали вспышки выстрелов, которые становились все реже по мере того, как живых солдат оставалось все меньше.

Стоящие на тротуаре Ладжун и трое монахов видели в окнах и дверных проемах отблески выстрелов, которые перемежались криками и стонами. Ладжун, крепко прижимая к себе дочку, смотрела на дом. Зиза тоже уставилась широко открытыми глазами на верхний этаж, где происходило сражение. Она была достаточно взрослой для своего возраста, но суть происходящего была ей совершенно непонятна.

Вскоре в доме наступила тишина. Обитатели соседних домов, хотя им и очень хотелось выяснить причину шума и выстрелов, благоразумно прикрыли ставни и примолкли. Как ни печально, но нередко случалось так, что именно невинные свидетели получали случайную пулю. Любой разумный человек понимал — если рядом с домом стреляют, подробности лучше всего разузнать на следующее утро.

На верхней площадке лестницы Имам и молодой солдат, пытающийся скрутить его, прокатились мимо выбитой двери, ведущей в комнаты на втором этаже. Кто-то приблизился к ним. Какой-то человек. Солдат затаил дыхание. Человек этот не был вооружен. Он был один. Никто не сопровождал его, никто не держал пистолету его виска. А это означало, что, помимо Имама, на лестнице не было никого. Из десяти солдат остался он один. Мысль об этом парализовала его надежнее любого нервно-паралитического газа.

Незнакомец подошел ближе. Он был не особенно высок, но невероятно широк в плечах, так что занимал большую часть лестничного пролета. Несколько секунд он молча смотрел на застывшего в ужасе солдата. Потом протянул руку и осторожно взял у него нож. Солдат даже не шевельнулся.

Риддик махнул рукой:

— Давай отсюда!

Солдат буквально перестал дышать, но тут же сообразил, что у него есть ноги. Позже, вспоминая это происшествие, он пришел к выводу, что может гордиться тем, что не упал, скатываясь вниз по лестнице.