Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В засушливую пору лета ручей не доносит влаги к коронке провала и исчезает значительно выше в маленьких трещинах, чтобы километра через три (напрямик) мелькнуть перед изумленным туристом в Нижнем коридоре Красных пещер и вскоре выйти наружу речкой Кизилкобинкой. Долго не догадывались люди, что лабиринт Красных пещер начинается от озерка «Провалье», что Соботкань и Кизил-коба — части одной и той же карстовой речки, связанные подземным потоком, из которого известна лишь самая малая часть...
Таковы карстовые ландшафты Крыма, полного неожиданностей не только в наземной, но и в подземной, невидимой части. Таков тот край, куда едут сейчас следопыты.
В краеведческом музее
Поезд медленно приближается к Симферополю. Ребята не отходят от окна, вглядываясь в неясные очертания Крымских гор. Все холмистее становится степь с ее мозаикой виноградников и садов. Все уже наибольшая из долин Крыма, созданная Салгиром. Еще немного — и впереди вырисовывается высокая башня с часами.
Симферопольский вокзал.
Он встречает юных путешественников, поблескивая огромными окнами, услужливо распахивает массивные двери. В просторных залах его красуются перистые пальмы и усеянные плодами лимонные деревья. Есть и совсем странные растения, незнакомые даже Владимиру Васильевичу. У многих замирает сердце: начинается что-то невиданное, необычное — настоящий «волшебный край», воспетый Пушкиным.
Молодые путешественники стремятся дальше на юг к Красным пещерам, но непреклонный руководитель ведет их в краеведческий музей. Недовольство проходит быстро: всем нравится одна из богатейших сокровищниц родной Украины. Сколько здесь интересных экспонатов, сколько отделов — один краше другого! Притихнув, ребята послушно идут за экскурсоводом который знакомит их с природой горного Крыма. Клетчатая ковбойка Снежкова мелькает то у одной, то другой витрины. Он ухитряется одновременно слушать экскурсовода, осматривать экспонаты и вести записи в своем «гроссбухе», как иронически прозвал Владимир Васильевич Костину толстую тетрадь. Приметна в толпе и вышитая по-украински рубашка Коваленко. Но он занят совсем другим. Боря славится среди кружковцев как хороший художник, и сейчас ему поручено делать зарисовки.
Мальчики неспроста подружились. Во многом они как бы дополняли друг друга, в остальном были очень похожи. И в выходце из села Боре и в горожанине Косте город вызывал смутное недовольство своим нагромождением скучных коробок-зданий, своим отрывом от окружающей роскошной природы. Но стоило шагнуть за любую околицу, чтобы попасть в какой-то другой, просторный и приветливый, мир — мир охотников и рыболовов, туристов и краеведов.
В Симферополе дело обстояло иначе.
— Наш город, — говорит экскурсовод, — хорошо распланирован и достаточно озеленен в последнее время. Но его окрестности обеднены человеком прошлого. Сейчас советские лесоводы выращивают парки: и на окружающих город высотах, и по берегам Симферопольского водохранилища — его вы увидите по дороге в Алушту. Но все это только начало. Пройдут года, пока на тощих, вымытых водами почвах возродятся леса. А некогда они покрывали не только вторую и третью горные гряды, но и прилегающий участок степи...
— Охраняйте родную природу! — заканчивает свою взволнованную речь экскурсовод. — И в первую очередь — крымский лес, под сенью которого будете путешествовать. Берегите молодые посадки: они ваши ровесники, и расти им, как и вам, долгие годы. Дорожите зеленым другом. «Леса, — писал Паустовский, — учат человека понимать прекрасное. В лесах с наибольшей выразительностью предстают перед нами величавая красота и могущество природы!»
Костя смотрит на витрину и останавливается на поразившем его высказывании Энгельса:
«...так на каждом шагу факты напоминают нам о том, что мы отнюдь не властвуем над природой так, как завоеватель властвует над чужим народом, не властвуем над нею так, как кто-либо находящийся вне природы, — что мы, наоборот, нашей плотью, кровью и мозгом принадлежим ей и находимся внутри ее, что все наше господство над ней состоит в том, что мы, в отличие от всех других существ, умеем познавать ее законы и правильно их применять»[4].
«Значит, — записывает Костя в своей тетради, — человек не покоритель природы, как выражаются сплошь и рядом, а преобразователь ее. И прежде, чем вмешиваться в дела природы, ее надо познать!»
Беседа окончена. Владимир Васильевич от имени группы благодарит экскурсовода и ведет ребят в зал геологии Крыма. Здесь находится самый важный для них раздел, посвященный пещерам. В углу установлены макеты Темной пещеры (Карани-коба) и Скельской с их залами, которые считаются пока наибольшими. Над ними висят разрезы других пещер и грандиозных провалов — Бездонного колодца (Топсюс хасар), еще не пройденного до конца, и двухтрубного Монастыр-чокрака. Владимир Васильевич берет указку.
— Как видите, в Крыму есть пещеры различной формы: вертикальные (указка касается Бездонного колодца Чатырдага), горизонтальные (Нижний и другие коридоры Красных пещер), наклонные (Наклонный колодец Чатырдага), кольцеобразные (Кильсе-коба на Караби-яйле), в форме раструбов (Малая ледяная); и в форме мешка (Большая ледяная, на той же яйле). Зимой последние хорошо улавливают холодный воздух, а летом не выпускают его.
Формы пещерных полостей в значительной степени определяются характером трещиноватости пород... В дальнейшем на них сильно воздействуют проточные или стоячие воды (обводненные пещеры), а в сухих развитие натечных образований, украшающих пол, потолок и стены пещер. Смотрите...
У ребят разгораются глаза. Особенно поражают минералогические богатства пещер. За стеклами двух небольших витрин так и переливаются кристаллы кальцита[5] от совершенно прозрачных (исландский шпат) до окрашенных в самые разнообразные оттенки. На полу лежат стволы сталактитов и сталагмитов[6], круглые и толстые, как бревна. Их поперечные шлифы напоминают годичные кольца стволов деревьев, только не в пример цветистей и ярче.
— Де-е-вочки! Красота-то кака-а-я! — нараспев выговаривает склонившаяся к ним бойкая восьмиклассница — низенькая, курносенькая, с длинной косой золотистых волос и васильковыми глазами.
— Помолчи, Кузнецова, —