– О-о! Чудесно! Позвольте мне спуститься на минуту раньше, чтобы видеть, как вы входите в зал!

Эмили сидела в кресле поблизости от лорда Уолдерхерста, когда появилась ее подопечная, и заметила, как глаза маркиза вспыхнули. Вот оно, «новое рождение»! Уолдерхерст даже монокль уронил – пришлось подхватить его за шнурок и водрузить на место.

– Психея![3] – воскликнул маркиз сдавленным голосом. Это прозвучало больше как утверждение, чем как оценочное суждение. – Психея!

Маркиз не обращался ни к Эмили, ни конкретно к кому-либо другому. Просто реплика знающего и проницательного ценителя, без намека на восторг, что было любопытно. Лорд Уолдерхерст почти весь вечер разговаривал с Агатой.

Перед сном Эмили зашла к подруге.

– Что вы собираетесь надеть завтра на праздник?

– Белое муслиновое платье с кружевными вставками, шляпку из марлевки, белые туфли и белый зонтик от солнца.

Леди Агата немного нервничала; даже щеки порозовели.

– А завтра вечером? – спросила Эмили.

– Палево-голубое. Не желаете присесть, мисс Фокс-Ситон?

– Нам обеим пора в постель. Вам необходим отдых.

И все же Эмили присела на пару минут, потому что Агата взглядом умоляла ее задержаться.

С вечерней почтой пришли вести с Керзон-стрит – более удручающие, чем обычно. Леди Клэруэй не знала, что предпринять, и ее душевное состояние граничило с истерикой. Портниха подала иск. Этот факт, несомненно, попадет в газеты.

Если не случится чудо, которое предотвратит скандал и спасет нас, все отправимся в Касл-Клэр. А значит, все будет кончено. Невозможно вывести девушку в свет, когда распространятся подобные слухи. Они не любят такие слухи.

Под «ними» подразумевались люди, мнение в Лондоне которых было равносильно закону.

– Отправиться в Касл-Клэр, – запинаясь, проговорила Агата, – все равно что быть приговоренными к голодной смерти. Аликс, Хильда, Миллисент, Ева и я будем постепенно умирать из-за недостатка всего того, что делает жизнь девушек приемлемой – девушек, принадлежащих к определенному общественному классу. И даже если в последующие три-четыре года произойдет что-либо неординарное, будет слишком поздно для нас четверых, да и для Евы, скорее всего, тоже. Стоит только покинуть Лондон, и тебя забудут. Люди забывчивы; это свойство человеческой натуры. Да и как тут не стать забывчивыми, если каждый год в свет выводят толпы новых девушек?

Желая подбодрить Агату, Эмили Фокс-Ситон принялась заверять, что никому не придется ехать в Касл-Клэр, – она умела вселять надежду. Эмили сделала комплимент черному газовому платью и волшебному эффекту серебристых бабочек.

– Полагаю, именно бабочки заставили лорда Уолдерхерста воскликнуть: «Психея! Психея!» – при вашем появлении, – заметила она как бы невзначай.

– Он это сказал? – Леди Агата немедленно сделала вид, будто слова вырвались у нее сами собой.

– Да. – Эмили поспешно замяла тему; тут требовалось много такта. – А черный цвет очень украшает вас и делает образ воздушным. Вы кажетесь почти эфемерной в черном; словно можете улететь в любой момент. И все же вам пора спать.

Леди Агата проводила Эмили до дверей комнаты и пожелала ей спокойной ночи. Она выглядела как ребенок, который в любой момент может заплакать.

– О, мисс Фокс-Ситон, – пропищала она детским голоском, – вы так добры!

Глава 4

На следующее утро, когда мисс Фокс-Ситон шла через сад, в той части парка, что прилегала к дому, царила суета. Уже расставили столы, а корзины с хлебом, пирожными и другой готовой провизией заносили под тент, где планировали кипятить чай. Работники были деловиты и жизнерадостны; завидев Эмили, мужчины брали под козырек, а женщины с улыбкой кланялись. Все отмечали ее доброжелательность и надеялись, что она достойно представит на празднике ее светлость.

– Она трудяга, эта мисс Фокс-Ситон, – сказал один работник другому. – Никогда еще не видел ни одну леди, которая с таким рвением бралась бы за дело. Леди, даже если у них лучшие побуждения, имеют привычку стоять над душой и давать указания, толком не разбираясь, как правильно нужно делать. А она сегодня с утра самолично нарезала бутерброды, а вчера своими руками паковала конфеты. Заворачивала в разноцветную бумагу и перевязывала ленточками, да еще говорила, что дети радуются цветным кулечкам больше, чем обычным, серым. А ведь и правда: для деток красная или синяя бумажка уже подарок.

Эмили все утро нарезала бутерброды и выпечку, расставляла скамьи и раскладывала по столам игрушки. День выдался чудесный, хотя и жаркий, а она была так занята, что едва выкроила время позавтракать. Праздник намечался грандиозный. Леди Мария пребывала в прекраснейшем настроении. На завтра планировалось посещение неких живописных развалин, а вечером – званый ужин. Любимые соседи ее светлости, проживавшие в пяти милях, только что вернулись в свое поместье и, к большому удовлетворению хозяйки, намеревались присутствовать на ужине. Большинство своих соседей она находила скучными и принимала их у себя дозированно, как лекарства. Однако Локьеры были молоды, умны и привлекательны, и леди Мария всегда радовалась, когда они приезжали к себе в Лок одновременно с ее пребыванием в Маллоу.

– Они не неряхи и не зануды, – говорила она. – В деревне люди обычно если не скучны, так одеты во что попало, и наоборот; мне грозит опасность заразиться и тем и другим. Шесть недель нескончаемых званых ужинов в компании подобных людей, и я сама начну носить шерстяные юбки грубой вязки и обсуждать плачевное состояние лондонского общества.

После завтрака леди Мария вывела свою паству на лужайку под остролистами.

– Давайте поддержим трудящихся! – воззвала она. – И станем смотреть, как Эмили Фокс-Ситон работает. Она будет нас вдохновлять.

Как ни удивительно, неожиданно обнаружилось, что мисс Кора Брук прогуливается по лужайке бок о бок с лордом Уолдерхерстом – она и сама не знала, как это произошло; по-видимому, совершенно случайно.

– Мы еще ни разу не разговаривали друг с другом, – заметил он.

– Верно, – ответила Кора, – мы очень много разговаривали с другими гостями, во всяком случае я.

– Да, вы вдоволь наговорились с другими, – согласился маркиз.

– Полагаете, я чересчур разговорчива?

Уолдерхерст достал монокль и внимательно обвел девушку взглядом. Вероятно, маркиза раззадорила царившая вокруг атмосфера праздника.

– Я полагаю, что со мной вы говорили мало. Зато посвятили слишком много времени унижению юного Хэриота.

Она рассмеялась, причем несколько фривольно.

– Вы независимая молодая леди, – заметил Уолдерхерст в более свободной манере, чем обычно. – Вы должны сказать что-либо в свое оправдание или… или, допустим, пококетничать.

– Не должна, – сдержанно ответила Кора.

– Не должны или не хотите? – настаивал маркиз. – Нехорошо маленьким девочкам – или юным леди – употреблять оба этих слова в разговоре со старшими.

– Нехорошо, – кивнула Кора Брук, слегка польщенная. – Идемте же под тенты, посмотрим, чем занята несчастная Эмили Фокс-Ситон.

Они зашли под тент, однако надолго там не задержались. Приготовления были в самом разгаре. Эмили Фокс-Ситон буквально рвали на части; люди подходили и требовали от нее указаний. Она делала тысячу дел сама и руководила другими. Призы победителям состязаний в беге и подарки для детей следовало