– Я тоже никогда не была богатой. И никогда не буду, – сказала Эмили и, потупившись, добавила: – Но вы – это совершенно другое.

Леди Агата вновь слегка покраснела.

Эмили Фокс-Ситон отпустила собеседнице небольшой комплимент:

– У вас васильковые глаза.

Леди Агата подняла глаза. Они действительно были василькового цвета, а еще смотрели очень печально.

– О, – воскликнула она импульсивно, – порой кажется, что не имеет значения, какие у тебя глаза!

Знакомство на почве вязания шарфа для моряка рыболовного флота переросло практически в дружбу; начатый шарф свернули и отложили в сторону, а потом вынесли на лужайку и забыли под деревьями, оставив на попечение слуг, наряду с пледами и подушками. Леди Мария ввела в моду вязать шарфы и шапки, и в Маллоу все носились с мотками пряжи белого или серого цвета. Однажды вечером Агата зашла в комнату к Эмили спросить, что делать со спущенной петлей, и создала некий прецедент; после того они начали обмениваться визитами.

Леди Агата находилась в сильном напряжении и уже едва могла с ним справляться. Дома происходили неприятные события, и Касл-Клэр маячил вдали, словно грозное предвестье. Некие деловые люди, которые, по мнению леди Клэруэй, должны были сохранять спокойствие и терпеливо ждать, пока дела пойдут на лад, вдруг стали ужасно назойливыми. С учетом того факта, что нужно было подготовить Аликс к следующему сезону, ситуация накалялась. Невозможно вывести девушку в свет и дать ей должный шанс без серьезных финансовых вложений. Для семейства Клэруэй финансовые вложения подразумевали новые долги; в письмах леди Клэруэй снова и снова повторяла, что кредиторы бесчинствуют, а на бумаге расплывались пятна от слез. Однажды она в отчаянии заявила: наверное, дело идет к тому, что ради экономии семье придется заточить себя в Касл-Клэр; но как же тогда Аликс и ее сезон? А ведь не за горами очередь Миллисент, Хильды и Евы…

Не раз во время очередного визита к Эмили васильковые глаза леди Агаты застилали слезы. Доверие двух женщин друг к другу росло благодаря процессу замысловатому и одновременно простому. Эмили Фокс-Ситон не могла припомнить, когда впервые услышала о проблемах красавицы; леди Агата не отдавала себе отчета, когда с ее губ впервые сорвались откровенные признания; однако же секреты выплыли наружу. Агата нашла своего рода утешение в общении с бесхитростной собеседницей, и после разговоров ее печаль сменялась душевным подъемом. Эмили Фокс-Ситон постоянно отдавала дань восхищения ее очарованию и помогала поверить в себя. Рядом с Эмили Агата чувствовала, что она в самом деле привлекательна и что внешние данные – ее главный капитал. Эмили восхищалась Агатой, и ей даже в голову не приходило оспаривать абсолютную власть красоты. Она часто говорила, что любая красивая девушка – потенциальная герцогиня, и искренне этому верила. Она жила в мире, где супружество не имеет никакого отношения к романтическим чувствам; впрочем, Агата тоже. Чудесно, когда девушка любит своего будущего мужа, однако если он приятный, воспитанный человек и вдобавок состоятельный, то она в конце концов непременно начнет испытывать к нему симпатию; а провести жизнь в достатке и роскоши, вместо того чтобы полагаться на собственные силы или существовать за счет родителей, – в любом случае благо. Люди обычно выдыхали с облегчением – наконец-то девушка «пристроена»! – а более всего была довольна сама девушка. Даже романы и пьесы уже не являлись волшебными сказками о неотразимых молодых мужчинах и прелестных молодых женщинах, которые влюбляются друг в друга в первой главе, а в последней, после многочисленных и красочно описанных приключений, вступают в брак в абсолютной уверенности, что будут счастливы вечно. Ни леди Агату, ни Эмили не воспитывали на подобного рода литературе; они росли в обстановке, не позволявшей безоговорочно принимать сказки на веру.

Обеим в жизни пришлось несладко, и обе знали, что их ждет. Агата понимала, что она или выйдет замуж, или будет увядать, влача жалкое и однообразное существование. Эмили сознавала, что у нее вообще нет шансов на желанное замужество. Она слишком бедна, не имеет близких людей, которые посодействовали бы ей, и к тому же недостаточна красива, чтобы привлечь мужские взгляды. Быть способной содержать себя на приемлемом уровне, время от времени пользоваться покровительством более удачливых друзей и получать шанс появляться в обществе, не выглядя при этом нищенкой, – вот все, чего она могла ожидать. Однако Эмили чувствовала, что леди Агата имеет право на большее. Она не выдвигала аргументов и не задавалась вопросом, почему именно, а приняла свое предположение как факт. Эмили искренне интересовалась судьбой девушки и симпатизировала ей от всего сердца. Когда лорд Уолдерхерст начинал говорить с Агатой, Эмили посматривала на него с некоторой тревогой. Ни одна озабоченная мать не следила бы за маркизом с большим рвением, чтобы подвергнуть анализу его чувства. Маркиз станет отличным супругом. К тому же он владеет тремя поместьями, а бриллианты поражают воображение! Леди Мария однажды упомянула диадему, и Эмили часто рисовала в своем воображении, как она сверкает над изящным лбом Агаты. Драгоценность ей куда больше к лицу, чем мисс Брук или миссис Ральф, хотя ослепительность миссис Ральф и беспечное очарование мисс Брук нельзя сбрасывать со счетов в этой гонке. Впрочем, леди Агата казалась намного более достойной кандидатурой. Когда Эмили узнавала, что Агата расстроена по поводу писем, и видела ее бледной и поникшей, то пыталась приободрить.

– Не совершить ли нам небольшую прогулку? – предлагала она. – А потом можно и вздремнуть. Вы выглядите немного усталой.

– О, – ответила Агата однажды, – вы так добры! Вас по-настоящему заботит мой цвет лица и внешний вид в целом.

– Лорд Уолдерхерст на днях говорил мне о вас, – с достойной ангела тактичностью продолжила Эмили, – что он не встречал другой женщины, которая всегда выглядит такой привлекательной.

– Неужели? – Леди Агата смущенно покраснела. – Однажды сэр Брюс Норман и правда говорил мне такие слова. И я ответила, что лучшего комплимента для дамы не найти. А все потому, – вздохнула она, – что на самом деле это не так.

– Не сомневаюсь, лорд Уолдерхерст говорил искренне. Он не из тех, кто бросает слова на ветер. Очень серьезный и достойный человек.

Сама она относилась к лорду Уолдерхерсту с уважением и восхищением, граничащими с благоговейным страхом. И в самом деле, он слыл человеком благовоспитанным, а также пользовался авторитетом у своих арендаторов и являлся патроном нескольких крупных благотворительных организаций. Его качества производили глубокое впечатление на невзыскательный и неискушенный ум Эмили Фокс-Ситон и в то же время располагали к нему. Она была знакома, хотя и не близко, со многими аристократами, совершенно не похожими на маркиза. Воспитанная в духе ранневикторианской эпохи, она