— продолжил Егоний. — Сразу после похорон. Могилу погибшему выкопают на местном кладбище. Трупы своих, солдаты забрали. Наверное похоронят в ближайшем городке, да еще и басню местным преподнесут, о доблестном бое с врагами. Никто и знать не будет о том, что грохнули их местные за убийство слуги.

Они немного помолчали.

— Спасибо, — наконец произнесла Мари. — И, извини… что так вышло.

Егоний ничего не ответил.

— Мне надо просто выжить и спасти дракончиков, — подумала она, представляя, как объясняет своё поведение. — А Каддис… он непредсказуем. Да, у него и на роже все написано. Мразь и подонок. С таким не договоришься. За что они убили Осбона? Только потому, что он умолял не трогать господина?

Возможно она пояснила бы причину своего поведения. Но зачем? Не поймет Егоний мотивы ее поступка.

— Доброй ночи, — произнесла Мари вслух. — Я постараюсь быть аккуратнее.

Егоний кивнул и она вышла, плотно закрыв за собой дверь. Неподалёку, в коридоре, маячил силуэт неугомонного Фалько.

Вот и еще одна проблема. Если лохматый понял, если догадался, кого скрывают тряпки лорда, то ничто не помешает ему поделиться с другими и тогда… тогда всё пойдет не так, как надо. И уже не отговоришься, что у богатых свои причуды. Тут это не пройдёт. На неё будут смотреть как на куртизанку. А потом новость может дойти и до принца.

Мари почти физически ощущала стремительный поток событий, которые ей уже не предотвратить. Да и успеет ли она вообще разыскать и забрать дракончиков?

Может быть, стоит поговорить с Фалько? Безумие. Что она скажет, как объяснит? Мол, решила случайно поиграть в лорда? Все объяснения, которые сейчас приходили на ум, годились разве что для дамских романов.

Она подошла к двери в свою комнату.

— Доброй ночи, лорд, — проговорил Фалько устраиваясь на видавшем лучшую жизнь дорожном матрасе.

Мари дружелюбно кивнула ему.

— А может и не станет этот тип болтать попусту, — подумала она задвигая изнутри засов, как посоветовал Фалько.

В этом мире всё оказалось не так, как она представляла, и похоже не так, как инструктировали на станции. Всё было настоящим. Слишком настоящим. Кровь и смерть. И странное письмо лорда.

Если бы Осбон был жив, то она бы непременно его расспросила. Ведь мог же лорд напиться за то время пока отсутствовал. Мог. Причем так, что забыл чего он там понаписал в своём послании. Или же…

В любом случае она бы придумала, что и как спросить у Осбона.

Похоже у Мерриана не было тайн от своего слуги. Ведь тот опекал лорда с детства. Обрадовался ли Мерриан своему назначению? С кем он общался больше всего?

О многом, об очень многом мог поведать старый камердинер. Если бы его не убили. Как-то уж очень вовремя погиб Осбон.

Мари вдруг поняла, что не верит в нелепую и случайную смерть слуги. Даже если бы не произошло стычки с вооружёнными людьми, то его все равно бы убили.

Убили бы уже сегодня.

Осбон был обречен.

Мари не понимала откуда к ней пришло это знание. С чего она вдруг так решила? Ведь Егоний ответил на всё вопросы достаточно убедительно.

Тогда что не так? Почему ее не устраивает это объяснение? Почему?

Тени в углах небольшой комнаты сгустились. Мари казалось будто ощущает в помещении невидимое присутствие Осбона, который пытался ей о чём-то поведать и не мог, отделённый навсегда рекой времени от живых людей.

А ведь камердинер тоже жил в этой комнате. Возможно, та узкая кровать у стены рядом с входной дверью была как раз его.

Рядом приткнулся комод и на нём, только сейчас, Мари заметила очень необычное темное зеркало. Похоже было, что его изготовили из камня. Возможно турмалина.

В другое время Мари обязательно бы заинтересовалась таким старинным предметом, но сейчас, в полутемном пространстве чужой комнаты иного мира ей стало не по себе.

— Так. А ну, хватит. — заявила жительница 22 века обращаясь к древней пустоте, живущей своей таинственной жизнью. Она еще раз проверила засов на дверях, послала мысленную улыбку Фалько, тщательно закрыла окна и сняв верхнюю одежду нырнула в огромную, застеленную чистым постельным бельём кровать лорда.

Очевидно сказалась усталость и общее напряжение дня, но сон охватил ее сразу увлекая в царство грез и иллюзий.

Ей приснилось, что она возвратилась домой.

Все собрались на кухне и слушают Мари, которая с упоением рассказывает домашним о своих недавних приключениях.

Летний ветерок шевелит легкие занавески распахнутого окна, а с улицы доносится мощный грохот чьей-то машины.

— Она обречена. — вдруг говорит ее мама, но только почему-то мужским голосом.

Что-то было не так в общей картинке и как только Мари догадалась об этом, светлая обстановка её дома и милые родные лица стали таять в наползающей со всех сторон серой, мутной пелене, а Мари осознала, что она спит и видит какой-то странный, бредовый кошмар.

— Обречена, — подтвердил сам себе голос.

— Ей не выстоять, — произнес более тонкий голос.

— Все уже решено, — согласился первый.

Это сон? Или она действительно слышит чьи-то голоса?

Мари попыталась проснуться. Она изо всех сил старалась разогнать туманную мглу и вытащить себя из сонного морока. Но не могла ни пошевелиться, ни произнести хотя бы словечко.

А голоса продолжали свою дикую бессмысленную беседу.

— Нельзя примерить чужую судьбу на себя, — сказал первый голос.

— Нельзя, — эхом откликнулся второй.

Туман наползал со всех сторон. Остался только узкий краешек кухни и часть окна за которым слышалось громкое тарахтение автомобиля.

Табурет стоявший в углу кухни вдруг изогнулся и из него во все стороны устремились какие-то руки.

Мари поняла, что сейчас они нашарят ее и…

Такой сон понравился ей еще меньше, но проснуться пока не удавалось.

— Она вступила в чужую судьбу, — монотонно продолжил говорить первый.

— Взяла на себя чужие долги…

От прежней мирной картинки осталась только часть окна и грохот машины.

— Я дома, — решила для Мари. — И шум за окном — это единственная реальность.

— Тот кто примерит на себя чужую судьбу… — вновь веско забубнил первый голос.

Но Мари не дослушала эту новую сверх ценную фразу. Мысленно она ухватилась за звук автомобиля, который очевидно никак не мог выехать со двора и буксовал уже довольно длительное время.

Желая поскорее выпутаться из трясины сна она