включая партийных боссов Москвы и Ленинграда, не посмели перечить. Впервые после смерти Андропова Пленум ЦК, решающий орган партии по уставу, проголосовал за рекомендованного членами Политбюро Горбачева не с усталым безразличием, а с явным энтузиазмом.

Вечером накануне своего выдвижения Михаил и Раиса пошли на обычную прогулку перед сном. Горбачев вспоминал, что жена поделилась с ним опасениями: «А нужно ли нам это?» Сомнения были не случайны: на Горбачева ложилась колоссальная ответственность за всю страну, а между тем он никогда прежде не боролся за власть и не применял силу для достижения целей и устранения врагов. Продолжать в том же духе, приняв бразды правления верховной советской власти, представлялось едва ли возможным. Горбачев напомнил Раисе, что, когда Андропов и Брежнев ввели его в Политбюро, он верил, что сможет помочь изменить ситуацию в стране к лучшему. Но на деле ничего не добился: «Поэтому, если я действительно хочу что-то изменить, надо принимать эту должность… Так дальше жить нельзя»[43].

Спустя годы, несмотря на все исследования и источники, многие отказываются признавать искренность этих слов. «О действиях Горбачева известно больше, чем о его мотивах, и до сих пор нет в полной мере убедительного объяснения его политической эволюции с 1985 по 1989 год и далее», – написал один исследователь[44]. Уильям Таубман, американский автор лучшей биографии Горбачева, начинает рассказ о нем с фразы: «Горбачева трудно понять». Это фразу ему повторял сам Горбачев. Таубман считает Горбачева уникальным и трагическим героем, который пытался изменить свою страну, заложил основы демократии, но предсказуемо потерпел неудачу в построении нового государства, общества и экономики. Другой биограф Горбачева, русский автор, называет его «жертвой беспощадного каприза истории… Одна из самых трагических фигур в российской истории»[45].

Конечно, в 1985 году Горбачев не думал, что войдет в историю как лидер, который потерял страну и разрушил государство при попытке их обновить. Свою программу действий он назвал словом «перестройка». Между тем после смерти Андропова Горбачев выбрал себе в наставники революционера, который разрушил старую Россию. Это был Владимир Ленин, основатель большевистской диктатуры и главный архитектор Советского Союза. В течение шести лет у власти Горбачев постоянно упоминал Ленина, причем не только в публичных выступлениях и на заседаниях Политбюро, но и в частных разговорах со своими ближайшими советниками. Горбачев не цитировал Ленина, чтобы утвердить свою легитимность или заткнуть за пояс соперников, как делали предшественники. Он отождествлял себя с Лениным и был последним верующим ленинцем[46].

Со времен своей учебы в Московском университете в 1950-х годах Горбачев привык видеть вождя большевиков в романтическом свете. «Дорогой Ильич» для мыслящих студентов того времени был антиподом тирании и несправедливости. В спорах об истории и ошибках многие полагали, что Ильич был за партийную демократию, неохотно, по воле обстоятельств прибегал к террору против «классовых врагов» и трагически рано умер, не успев отстранить от власти Сталина. Легенда о «добром Ленине» потеряла силу в столичной советской интеллигенции после 1968 года, но продолжала жить в российской провинции и среди реформаторов военного поколения в центральном партийном аппарате[47]. Ленинский миф стал для Горбачева частью его идентичности. Он идеализировал Ленина и винил Сталина за «искажение социалистических идеалов». Горбачев считал Ленина политическим гением, чей авторитет основывался на его теоретическом провидении, а не на насилии, терроре и страхе. Похожих взглядов придерживался и помощник Горбачева Анатолий Черняев. В своих дневниках он писал, что Горбачев «не играет под Ленина – он такой от природы». Другой соратник вспоминал, что сборники трудов Ленина лежали открытыми на столе у советского лидера, и тот «часто брал какой-то из них и читал вслух, сравнивая с текущей ситуацией и превознося прозорливость Ленина». Горбачевский биограф пишет, что почитание Ленина помогло Горбачеву с удивительной легкостью войти в роль лидера сверхдержавы. Словно революционный пророк, он выполнял миссию не только по изменению Советского Союза, но и мира. По мере того как менялся Горбачев, менялся и «его Ленин»[48].

Советский лидер нашел единомышленников, разделявших его пристрастие к ленинизму и его переосмыслению. Одним из них был Александр Николаевич Яковлев, возглавлявший в 1960-е годы отдел агитации и пропаганды ЦК, но снятый с этой должности Брежневым и «сосланный» в Канаду на должность посла. Горбачев встретился с ним во время поездки в Оттаву в 1983 году. На экскурсии по ухоженным канадским фермам советские функционеры, оба выросшие в деревне, стали обсуждать беды советского сельского хозяйства СССР. В поисках ответа на вопрос, что пошло не так, они углубились в марксистско-ленинскую теорию и сошлись во мнении, что «все» в Советском Союзе нуждается в революционном импульсе. Горбачеву удалось убедить Андропова, не доверявшего Яковлеву, вернуть его в Москву и назначить директором ИМЭМО, ведущего академического центра по анализу международной политики и экономики. После смерти Андропова Яковлев вошел в узкий круг людей, где Горбачев обсуждал идеи давно назревших преобразований. «Мы проспали полтора десятилетия. Страна слабеет, и к 2000 году мы станем второразрядной державой», – заявлял Яковлев на закрытом совещании партийных пропагандистов в августе 1985 года[49].

В декабре 1985 года Яковлев направил Горбачеву краткий обзор будущей политической реформы. Задача лидера, писал Яковлев, – мобилизовать неудовлетворенное и разочарованное советское общество на новой основе – поддержки коренных преобразований. Основной упор делался на политические перемены. Яковлев предлагал отстранить партию от управления экономикой. «Социалистическая демократия», децентрализация и гласность (свободное обсуждение накопившихся проблем) должны были освободить СССР от «диктатуры бюрократии». Вершиной политических реформ Яковлев видел создание демократической системы с двумя партиями – социалистической и народно-демократической – и регулярными выборами. Верховная «партийная и государственная власть» в стране должна принадлежать Президенту СССР. Многие тезисы записки были «подкреплены» цитатами Ленина. Конечной целью, отмечал Яковлев, было построение «практического социализма», что означало «превращение каждого человека в действительного хозяина страны»[50]. В записке отвергалась логика консервативного реформизма и приводились аргументы, которые не хотел слышать Андропов в разговоре с Шахназаровым.

Горбачев прочел записку Яковлева; некоторые ее идеи нашли отражение в его докладе на Съезде КПСС в феврале 1986 года, первом после смерти Брежнева. Перед выступлением советский лидер вместе с Яковлевым и несколькими помощниками провели недели за обсуждением, редактированием и переработкой текста доклада. Их рабочий день длился десять-двенадцать часов: по выносливости с Горбачевым мало кто мог сравниться. Выступление выпало на весьма символичную дату – тридцать лет назад день в день 25 февраля Хрущев выступил на закрытом заседании партийного съезда с осуждением преступлений Сталина и призвал коммунистов «вернуться к Ленину». Горбачев начал зачитывать обращение в 10 часов утра и с перерывами на