кофе и обед проговорил пять с половиной часов. Он говорил о «застойных явлениях» в период правления Брежнева. Документ содержал ключевые слова из записки Яковлева: «демократизация», «социалистическое самоуправление народа» и «гласность». Горбачев также заявил о необходимости «перестройки» и о «новом мышлении», направленном на пересмотр идеологического догматизма. Кульминацией речи стала завершающая фраза: «Так, и только так мы сможем выполнить завет великого Ленина – с энергией, единством воли подниматься выше, идти вперед. Иной судьбы нам историей не дано. Но какая, товарищи, это прекрасная судьба!» Пять тысяч партийных руководителей и кадровых работников стоя аплодировали генсеку. Невозможно было определить, сколько из них делали это искренне. Сам Горбачев бесспорно говорил от чистого сердца[51].

Несмотря на всю ленинскую риторику, в первые два года у власти Горбачев не мог определиться со стратегией реформ. Поклонник Ленина, он искал ключевые рычаги и пружины, которые помогли бы дать советскому обществу и экономике новый динамизм. Видимо, он еще не готов был расстаться с консервативными напутствиями Андропова: прежде чем начинать крутые политические изменения, советский народ должен почувствовать ощутимые улучшения в экономике. Поэтому вскоре после прихода к власти Горбачев составил список неотложных экономических и социальных проблем, которые хотел решить: «1) Качество; 2) Бой пьянству; 3) Малообеспеченная часть населения; 4) Земля под сады и огороды; 5) Медицина»[52]. В список не вошли острые вопросы, поднятые Андроповым и от которых зависела макроэкономическая стабильность страны – необходимость сокращения импорта продовольствия, восстановление торгового баланса, борьба с теневой экономикой и дисциплина труда. В записях Горбачева отсутствовал диагноз экономических и финансовых бед, терзающих Советский Союз.

Обсуждения в Политбюро в первые два года правления Горбачева – это бесконечные поиски волшебной палочки, которой можно подстегнуть советскую экономику. Все соглашались, что экономический рост жизненно важен. Официальным лозунгом было «ускорение». Но как его добиться? Странно, но Горбачев даже не включил Рыжкова и его экономистов в узкий круг своих советников. Николай Тихонов, старый приятель Брежнева, по-прежнему возглавлял Совет министров, Рыжков занял этот пост только в конце сентября 1985 года.

Первой крутой переменой в жизни советских людей при Горбачеве стала «борьба с пьянством». Автором идеи был Егор Лигачев, еще один протеже Андропова, который руководил Секретариатом и вел заседания Политбюро в отсутствие Горбачева. Генсек поддержал инициативу. Оба ненавидели русскую привычку к пьянству. Беда в том, что налог на алкоголь обеспечивал треть поступлений в бюджет страны. Андропов признавал проблему, но решил бороться с ней не запретами на алкоголь, а штрафами и наказаниями для пьяниц. Министр финансов тщетно доказывал членам Политбюро, что доходы от водки невозможно заменить на доходы за счет продажи других товаров, особенно в деревнях, селах, небольших городах. В мае 1985 года жесткая политика по сокращению потребления спиртного вступила в силу. Это был третий в истории России запрет на алкоголь. До этого подобная мера вводилась в 1914 году, когда началась Первая мировая война, и в 1941-м, когда Германия напала на СССР. Накачанные и запуганные Лигачевым партийные работники явно перестарались – купленные в Чехословакии новые пивоваренные заводы ржавели под открытым небом, тысячи гектаров селекционных виноградников в Крыму смели бульдозерами, производители марочных вин потеряли работу, а один из них даже покончил с собой. Потребление водки, вина и пива упало. Для советской демографии последствия были благоприятны: сотни тысяч советских людей прожили чуть дольше, а число детей с врожденными дефектами несколько сократилось. Но удар по бюджету был немедленным, сильным и длительным. Акцизные доходы от продажи водки государством уменьшились с 54 миллиардов рублей в 1984 году до 11 миллиардов в 1986-м[53]. Еще одной жертвой антиалкогольной кампании стала поддержка Горбачева в народе – его авторитет никогда не оправился от этого первого удара[54].

Еще одной неудачной инициативой первых двух лет горбачевского правления была борьба за повышение качества советских товаров. Десятилетиями госпредприятия в СССР выпускали некачественную, вышедшую из моды одежду, плохую обувь и скоропортящиеся телевизоры. Люди отказывались их покупать и гонялись за качественным импортом, а государственные склады ломились от нераспроданных товаров. Продвинутые советские экономисты винили во всем плохое планирование и настаивали, чтобы продукция предприятий измерялась тоннами и количеством, а не показателями продаж. Но в горбачевском Политбюро этих экономистов не послушали. В мае 1986 года Горбачев и Рыжков подписали указ, согласно которому госпредприятия становились подотчетными Государственной инспекции (госприемке), специальным командам специалистов и квалифицированных рабочих. Нетрудно увидеть в этой реформе результат чтения работ Ленина и возвращение к опыту, который не оправдал себя еще в первые годы большевистской диктатуры над экономикой. Незадолго до смерти вождь большевиков писал о кардинальной реформе «Рабоче-крестьянской инспекции» и признавал, что она не может справиться с госбюрократией. Но Горбачев, Рыжков и их советники почему-то решили, что новый «социалистический» механизм заставит «социалистическое производство» работать лучше. В январе 1987 года 70 000 инспекторов приступили к работе[55]. И тут же наступило обрушение всех цепочек поставок – большую часть продукции тысяч госпредприятий стоимостью в 69 миллиардов рублей забраковали из-за низкого качества. Даже лучшие советские заводы, построенные западными компаниями в 1960-х годах, оказались поставщиками брака. В отсутствии комплектующих и деталей многие сборочные линии остановились. Это был еще один пример того, как резкая попытка исправить неудовлетворительное состояние дел может привести к неминуемому экономическому коллапсу. Никто не знал, что делать с предприятиями-бракоделами и их работниками. Первые не могли обанкротиться, а вторых нельзя было уволить. После нескольких месяцев хаоса экономика вернулась в прежний режим. Ленинские идеи рабочего контроля, которыми вдохновлялся Горбачев, провалились.

Сам Горбачев в первые годы у власти считал приоритетом «ускорение научно-технического прогресса». В 1982 году Андропов поручил Горбачеву подготовить Пленум партии по этой теме. Таким образом он хотел подготовить Горбачева к проблемам, с которыми тот должен был столкнуться в скором будущем. В Политбюро Михаил Сергеевич считался «специалистом по сельскому хозяйству» из хлебородного Ставропольского края и не имел ни малейшего опыта работы в машиностроительной и, что еще важнее, в военной промышленности. Горбачев отнесся к поручению Андропова с энтузиазмом новичка, а с приходом к власти продолжал считать это направление первостепенным. Научно-технический прогресс, по мнению последнего ленинца, мог вытащить советскую экономику из застойного болота. Так думал не он один. Это была технократическая мечта его поколения. Умные машины, управляемые образованными и непьющими идеалистами-энтузиастами, помогли бы преодолеть историческую отсталость Советского Союза. В феврале 1986 года съезд партии одобрил предложение Горбачева инвестировать 200 миллиардов рублей в следующую пятилетку на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) и переоснащение машиностроения передовой техникой.

Ожидалось, что модернизированные предприятия начнут выпускать конкурентоспособные