качестве альтернативы он предложил разрешить эмиграцию диссидентов и евреев из Советского Союза. Глава КГБ также снабжал советского лидера импортным снотворным, чтобы бороться с хронической бессонницей[20]. Андропов подвел Брежнева лишь однажды – в 1979 году убедил ввести советские войска в Афганистан «для спасения социалистического режима», пообещав, что операция будет краткосрочной. Брежнев простил «Юре» эту ошибку. Он хотел, чтоб Андропов стал его преемником. Незадолго до смерти Брежнев перевел Андропова из КГБ в партийный аппарат и попросил возглавить Секретариат в свое отсутствие. Это был последний подарок советского лидера своему протеже. Когда в ноябре 1982 года Брежнев умер во сне, Андропов сменил его у кормила без какой-либо борьбы за власть.

Большинство советских людей с одобрением восприняли приход Андропова, долгожданного сильного лидера. Интеллигенция содрогнулась, не ожидая ничего хорошего от главного чекиста страны. При взгляде на аскетичное лицо Андропова вспоминался Великий инквизитор из романа Достоевского «Братья Карамазовы», всеведущий и беспощадный. Когда Андропов подбирал людей в свое окружение, он не нуждался в собеседованиях с кандидатами. Когда кто-то предложил рассказать о себе, Андропов без тени иронии заметил: «Неужели вы думаете, что знаете о себе больше, чем я о вас?»[21]

Андропов выступал за контролируемые, консервативные реформы[22]. Его подход родился в дни венгерской революции 1956 года, где он работал советским послом. За стеной посольства разъяренная толпа повстанцев расправлялась с коммунистами и офицерами безопасности Венгрии. 31 октября под влиянием докладов Андропова из Будапешта советский лидер Никита Хрущев и его коллеги по партии начали операцию «Вихрь» – 6000 советских танков подавили восстание и установили просоветский марионеточный режим во главе с Яношем Кадаром. Андропов до конца жизни вспоминал «печальные венгерские события». Вероятно, это была его самая близкая встреча с насильственной смертью. Жена Андропова так и не смогла полностью оправиться от пережитого нервного срыва[23]. Андропов вынес из кровавых событий свое политическое кредо: подавлять инакомыслие безжалостно, но не доводя до взрыва; готовить реформы сверху, пока не стало поздно; при необходимости без колебаний применять силу.

С начала 1960-х годов, работая в партийном аппарате в Москве, Андропов окружил себя советниками-интеллектуалами. Он хотел знать, о чем думает интеллигенция. Также его интересовала проблема модернизации и обновления советской экономики. Советники Андропова прошли войну и верили в идеи марксизма-ленинизма. Они были потрясены разоблачениями преступлений Сталина, но не расстались с мечтой о справедливом и свободном социалистическом обществе и мечтали о реформах сверху[24]. Один из них, философ и социолог Георгий Шахназаров, вспоминал, как обсуждал с Андроповым, какая жизнеспособная модель социализма могла бы прийти на смену сталинской. Андропов просил его и других своих советников выражать свои мысли абсолютно откровенно[25].

Андропов задал знаменитый ленинский вопрос: что делать? Как заставить советское государство служить инструментом социализма? Шахназаров ответил: проблема в удушающей диктатуре партии. Без «социалистической демократии» и подлинных выборов, утверждал он, партийная бюрократия всегда будет руководствоваться корыстными интересами и не станет заботиться о благосостоянии народа. Лицо Андропова потемнело. Он прервал Шахназарова. В прошлом, сказал он, советская система добивалась фантастических, почти невозможных результатов. Да, партийная бюрократия «заржавела», но руководство готово «встряхнуть» экономику. Было бы безумием преждевременно демонтировать партийно-государственную систему: «Надо начинать с экономики. Вот когда люди почувствуют, что жизнь становится лучше, тогда можно постепенно и узду ослабить, дать больше воздуха. Но и здесь нужна мера. Вы, интеллигентская братия, любите пошуметь: давай нам демократию, свободу! Но многого не знаете. Знали бы, сами были бы поаккуратней»[26]. Шахназаров был категорически не согласен с шефом. Он вспоминал: «В Андропове непостижимым образом уживались два разных человека – русский интеллигент в нормальном значении этого понятия и чиновник, видящий жизненное предназначение в служении партии»[27].

В Андропове служение партии и в самом деле всегда брало верх над реформизмом. В 1965–1967 годах он выступал за умеренные экономические реформы в СССР, но в 1968 году поддержал ввод советских войск в Чехословакию, где партийные реформаторы дали волю «социалистической демократии». Между тем события в Чехословакии обернулись стратегическим поражением для андроповской концепции консервативного постепенного обновления партии и страны. Генеральный секретарь Брежнев свернул реформы, и даже само это слово превратилось в табу на пятнадцать лет. КГБ под руководством Андропова вычистил убежденных сторонников реформаторов из партии, а карьеристы и коррупционеры, которых он презирал, заполнили все уголки правящего класса.

Когда Брежнев назначил его своим преемником, Андропов знал, что унаследует огромные проблемы. Советские войска завязли в Афганистане, разрядка с Западом провалилась, а в Белом доме правил Рональд Рейган, считавший Советский Союз «империей зла». В Польше рабочие восстали против резкого повышения цен на продукты, а диссиденты из интеллигенции дали им политические идеи и направление. Так возникло движение «Солидарность». На этот раз Андропов решил, что советские танки не помогут. На «социалистической» Польше висело 27 миллиардов долларов долга западным банкам с высокими процентами. СССР давал полякам дешевую нефть и газ, но не мог выплатить их иностранные долги без большого ущерба для собственных финансов и торгового баланса. В разговоре с коллегой, главой тайной полиции ГДР «Штази» Эрихом Мильке, Андропов пожаловался, что Запад ведет финансовую войну против советского блока. Вашингтон пытался воспрепятствовать строительству нового советского газопровода в Западную Европу, который мог бы стать важным источником валюты для Москвы. Андропов добавил, что американские и западногерманские банки «внезапно перестали выдавать нам кредиты»[28]. Советский Союз пока был финансово стабилен, но и ему могла угрожать долговая яма, в которой уже очутилась Польша.

Первое, что сделал новый советский лидер после прихода к власти, – начал выводить «ржавчину» в партийно-государственном аппарате. КГБ арестовал нескольких главарей советской теневой экономики, на долю которой, по разным оценкам, приходилось 20–25 процентов ВВП. В московской системе торговли, вершине теневой пирамиды, под суд и в тюрьмы пошли более 15 000 человек, в том числе 1200 чиновников. Нескольких человек расстреляли. В некоторых советских республиках к уголовной ответственности привлекли целые коррумпированные кланы. Самым громким стало «хлопковое дело» в Узбекистане, в котором оказалась замешана вся партийная верхушка республики, а убытки советскому бюджету исчислялись десятками миллиардов рублей. Другой мерой, касавшейся всех, стала кампания по укреплению трудовой дисциплины – страх и полицейские методы (включая облавы на «прогульщиков») должны были «встряхнуть» все общество[29].

Но все это было лишь подготовкой к следующему этапу обновления. Андропов поручил Экономическому отделу в аппарате Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза наметить путь к экономическим преобразованиям. Эту задачу он поручил 53-летнему Николаю Рыжкову, в прошлом директору огромного военного предприятия, ставшему во главе Госплана (Государственного планового комитета, определявшего цели и пропорции