— Требую, чтобы мне объяснили, за что я задержан! — заявил я, подражая Хилону в топовом ролике.

Кассин улыбнулся, добрые глаза сложились в шкодливый прищур.

— А как же ж?! Всенепременно.

— Мы пошли, Анатольич? — спросил Пригорин.

— Долг, типа, зовет, — добавил капрал.

Следователь отпустил патрульных, учтиво пригласил меня присесть к столу.

Я со скрипом двинул стул, откинулся на нем и огляделся. Кабинет был плохо освещен, несмотря на два окна с раздвинутыми жалюзи. Т-образный стол с бордовой полировкой занимал треть помещения, возле компьютера тульей вниз лежит армейская треугольная фуражка. В углу замер сейф похожий на зомби, на нем графин с мутной водой. На стене висит портрет Президента — чопорный лик, складки у губ, длинные фьорды залысин.

Тоже губы поджать. Не буду сейчас истерить. Больше солидности, многозначительности, как в сериале. Я вам не какой-то там! Мне прочили большую служебную карьеру. Был бы сейчас советником Президента, кто бы посмел задержать? Два раза притом! Есть же законы какие-то!

— Георг Гегель, — сказал Кассин, заметив, что я смотрю на портрет. — Знаменитый философ до нашей эры. Философию права не читали?

— Не читал.

— Я, признаться, тоже. Явку с повинной хотите? — врезал внезапно он.

Я растерялся, но всего на секунду.

— Мне не в чем виниться.

— Ой ли, ой ли, — певуче вздохнул следак.

Он полез рукой в треуголку и достал оттуда очки в дешевой оправе. Поглядел на меня, на монитор, снял их, достал другие. «Так получше, — пробормотал он, поглядел на клавиатуру, достал и примерил третьи очки, — А так еще лучше».

Кассин пододвинул ко мне прямоугольник планшета. Я приложил руку, прошел идентификацию. Следователь снял очки, посмотрел мне в глаза и засмеялся.

— Так совсем хорошо, — сказал он.

Мне против воли стало смешно.

— Итак, начнем, — сказал Кассин и тут же уронил на пол блокнот. — В каких вы отношениях с Павлом Кольцовым? — спросил он из-под стола.

— Ни в каких, — сказал я, удивляясь. — Учились в школе давным-давно.

— И отношений не поддерживали?

— До вчерашнего дня нет.

Начало кое-что проясняться. Эх, Вжик! Вот оно, твое несогласие! Напился — веди себя достойно. Не надо поносить того, кого не надо. По ходу, бармен настучал.

— И должен вам сказать, — объявил я вылезшему Кассину. — Что наша встреча была случайной. Позицию Павла не разделяю.

— Это да, это правильно, — следователь потер нос. — Вы же ж засвидетельствали согласие с аудиозаписью допроса? И предупреждены о последствиях.

— Так это, — я показал жестом, как чип подносил к планшету.

— Замечательно, — Кассин застучал пальцами по клавиатуре. — В каких отношениях вы с Федором Вайсом?

— Не знаком. Нет отношений.

— С Анжеликой Труновой?

— Кто это?

— Понятно, — следователь зевнул. — Вы сказали, что позицию Кольцова не разделяете.

— Верно. Я как клауфил против подобных высказываний. Считаю, протестные настроения играют в пользу наших врагов.

— Каких врагов?

Я на мгновение замешкался.

— Как каких? Северяне, чедры, Америка.

— Англосаксы, да?

Тут я стал сомневаться. Или дело не во Вжике? Или во Вжике, но по-другому? Зря я на бармена подумал. Павлик, Павлик…

— Новых директив не читал еще. Враги — те, кто враги. И мы должны бороться с любыми.

— В новых указах все по-старому, — покачал головой следователь. — Значит, должны бороться?

— Я думаю именно так.

— И вы думаете, что Федор Вайс работает на Чедру?

Я думаю, детский сад такие уловки. Вслух сказал:

— Сожитель Вайс мне не знаком.

— Гусь свинье не сожитель, чего там, — Кассин, кажется, смутился. — Извините, Александр. Я старый человек и допросы веду по старым методичкам. Как в эрэф еще. Ох же ж! Но вы понимаете — служба.

— Понимаю. Кино смотрю.

— Вижу, что смотрите, — Кассин глядел в свой монитор. Я, понятно, не видел, что там, но очень вероятно — моя история браузера. Чего бы он иначе англосаксов приплел? От консьержей не скрыться.

— Если я дал повод усомниться в лояльности, то давайте прямо, — сказал я.

— Нет никаких сомнений. По лояльности, — сказал Кассин. — Вы задержаны по подозрению в убийстве Павла Кольцова.

Удар! Укол с разбега. С таким трудом удалось успокоиться, но чувствую — плыву.

— Пашка?.. Убит?

— Насмерть! — воскликнул следователь. — Мастерски! Адъютанта вооруженных сил, ветерана. Как вам это удалось?

Я не знал, что отвечать. Я реально падал с большой высоты.

— Случайно, — еле выдавил я.

— Без умысла?

— Без.

— Признаетесь в убийстве?

Память паниковала, хлестала веслами по глади, и случайно нашла полезное.

— В убийстве нет, — сказал я из дальней дали. — Неосторожное причинение смерти. Я разозлился, когда Вжик… когда он… память предков оскорбил.

— Разозлился и что?!

— Обругал…Бросил в голову… ему… тяжелое дно… стакан… такие в барах. Тяжелые.

— И?

— Я не хотел…

— Дальше?! Шэлтер! Дальше!

Все мучения, все унижения, вся боль сегодняшнего дня. Памятник в Парке памяти. Девочка с мороженым, и камера с кирпичной стеной.

— Потом ты дождался Кольцова, — шепотом подсказал Кассин. — Дождался? Позвал его и? Что было дальше?

— Я не помню.

Передо мной оказался стакан воды. Я не заметил, когда следак успел налить. А он пересел за приставной стол напротив меня и сказал:

— Пейте. Успокойтесь.

Мелкими глотками, чередуя через вдох. Последняя теплая воля. Мутного цвета. Из грязной посуды. Можно самого себя лишить родительских прав? Развестись — да, без проблем. Насчет Давида…. Затравит Гапландия маленького. Они любят маленьких уничтожить. Говорили, что маньяк приехал… Мопед! Не ставь мопед к дому врага! Прости, Борька…

— Давайте постепенно, — сказал Кассин. — В кафе вы разговаривали с другом.

— Одноклассником.

— Хорошо, одноклассником. О чем говорили?

— Вспоминали… потом… кто где. Он рассказывал. Адъютант Кольцов рассказывал о службе. Там все не просто… еще его жена бросила. Он говорит,