Но никому, даже Пенелопе, я не позволял увидеть лихорадочный блеск в моих глазах. “Если б ты только знала!” — думал я, когда она в очередной раз спускала на меня собак при своей закадычной подружке Поле или посвящала выходные очередному семинару, куда, похоже, никто больше, кроме нее, не ездил, и возвращалась притихшая, но страшно довольная своей повышенной квалификацией. Если б ты только знала, что твой погрязший в рутине игрушечный муженек проходит по платежной ведомости английской разведки!

Но я не давал себе послаблений. К черту мимолетный реванш. Я выполнял свой долг перед Англией.

* * *

Наш “мондео” обогнул Беркли-сквер и въехал на Керзон-стрит. Проехав кинотеатр, Фред остановил машину у бордюрного камня и повернулся ко мне, доверительно обращаясь через спинку своего сиденья как шпион к шпиону:

— Тебе вон туда, приятель, — пробормотал он, чуть мотнув головой, но не показывая пальцем на случай, если за нами следят. — Дом двадцать два Б, зеленая дверь, метрах в ста по левой стороне. У верхнего звонка надпись “Харлоу” — как название города. Когда ответят, скажешь, что принес бандероль для Гарри.

— А Барни там будет? — спросил я, на миг струхнув от перспективы столкнуться с мистером Андерсоном наедине в незнакомой обстановке.

— Барни? Кто это?

Ругая себя за лишние вопросы, я вылез из машины. Меня тут же обдала волна жара от асфальта. И, чертыхнувшись, чуть не сбил с ног вылетевший из-за угла велосипедист. Фред сразу уехал, и мне стало жаль, что мы не смогли пообщаться подольше. Перейдя улицу, я двинулся вверх по Саут-Одли-стрит. Дом 22Б стоял в ряду краснокирпичных особняков, к его входным дверям вели крутые ступени. Сбоку от дверей шесть звонков, едва освещенных. У верхнего выцветшими чернилами надпись — “Харлоу”, как название города. Всего за мгновение до того, как я нажал звонок, в моем мозгу столкнулись два образа. Один — запрокинутая головка Пенелопы, всего в каких-нибудь пятнадцати сантиметрах от ширинки Порно-Торна, взгляд исполнен обожания, грудь только что не выпадает из декольте. А другой — огромные глаза Ханны, не смеющие даже моргнуть, ее раскрытый рот, беззвучно выпевающий оду радости и счастья, пока она выцеживает из меня последние капли жизни на раскладном диване в ее монашеской келье.

— Бандероль для Гарри, — нараспев произнес я, и загадочная дверь отворилась.

* * *

Я еще не успел описать внешность мистера Андерсона, только отметил, что он похож на брата Майкла. Мужчина что надо: высокий, крупный, чуть неуклюжий, черты лица будто вытесаны из камня, каждое движение — событие. Совсем как Майкл, он отец для своих подчиненных. Ему, надо полагать, под шестьдесят, но нет ощущения, что вчера он был щеголеватым юнцом, а завтра окажется не у дел. Он весь воплощение несгибаемой добродетели, он как викторианский констебль, как вековой английский дуб. Всего лишь входя в комнату, он уже берет на себя моральную ответственность за свои действия. Его улыбки можно ждать целую вечность, но если дождешься, становишься ближе к богу.

Для меня, правда, как и всегда, сущность человека — в его голосе: размеренный темп речи (результат певческого опыта), точно рассчитанные эффектные паузы, задушевные интонации, характерные для жителей севера Англии. В Севеноуксе, не раз говорил мне мистер Андерсон, он первый баритон. Когда был моложе, пел драматическим тенором, даже чуть не стал профессиональным певцом, но тяга к службе перевесила. И стоило мне переступить порог, как голос мистера Андерсона подавил все прочие впечатления. Я, конечно, смутно воспринимал и какие-то иные звуки, и присутствие других людей в помещении. Видел открытое створчатое окно, развевающиеся тюлевые занавески, следовательно, здесь дул ветерок, которого внизу на улице не было. Но сосредоточилось мое внимание на прямом силуэте мистера Андерсона на фоне окна, на уютных северных нотках его голоса. Он разговаривал по мобильному.

— С минуты на минуту подъедет, Джек, не беспокойтесь, — услышал я; он как будто не замечал, что я стою в паре метров от него. — Мы отправим его, как только сможем, Джек, не раньше. — Пауза. — Совершенно верно. Синклер. — Это не было обращение к собеседнику. Мистер Андерсон подтверждал, что Синклер — тот, о ком идет речь. — Он полностью в курсе, Джек. И я дополнительно просвещу его на сей счет, как только он появится… — Он уже смотрел прямо на меня, никак, однако, не реагируя на мое присутствие. — Нет-нет, отнюдь не новичок. Он для нас кое-что делал, так что можете быть спокойны: это — идеальная кандидатура. Знает немыслимое количество языков, одарен невероятно, предан до мозга костей.

Неужели это обо мне — “одарен невероятно”, да еще “предан до мозга костей”? Я поспешно притушил восторженный огонек в глазах.

— Его страховка, не забудьте, Джек, за ваш счет, не за наш. Все риски, будьте добры, плюс расходы в случае болезни при исполнении и возвращение в страну при первой возможности. Чтобы на нас тут ничего не повесили. Мы всегда к вашим услугам, Джек. Только помните: выходя с нами на связь, вы всякий раз тормозите процесс. Вон он, по-моему, уже поднимается по лестнице… Не так ли, Сальво? — Он уже отключился. — Так, а теперь, сынок, послушай-ка меня внимательно. Нам с тобой в кратчайшие сроки предстоит окончательно повзрослеть. Бриджет поможет тебе сменить одежду. Шикарный у тебя смокинг, даже жаль его снимать. Долгий же путь прошли смокинги со времен моей молодости. В наше-то время на ежегодном конкурсе певцов выбор был между черным и черным. А в таком, темно-вишневом, разве что дирижер джаз-оркестра мог щегольнуть. Ну как, жене небось уже все рассказал? Сверхсекретное, мол, задание получил, высшей степени важности, на карте — судьба страны, и так неожиданно, а?

— Ни слова, сэр, — твердо ответил я. — Вы велели не говорить, я и не сказал. А смокинг купил специально для ее вечера, — добавил я, поскольку, что бы там ни было с Ханной, хотел сохранить его веру в мою супружескую благонадежность, пока не настанет момент сообщить ему об изменившихся обстоятельствах.

Молодая женщина, которую он назвал Бриджет, подошла ко мне поближе и принялась меня внимательно разглядывать, прижав к губам лакированный ноготок. Ее жемчужные сережки и дизайнерские джинсы были явно куплены не на зарплату. Она покачивала бедрами в такт своим мыслям.

— А какая у нас талия, Сальвик? Тридцать два дюйма вроде как…

— Вообще-то тридцать. — Ханна говорила, что я слишком худой.

— А шаг, случайно, не помнишь?

— Тридцать два было, когда последний раз проверял, — парировал я, копируя ее шутливый тон.

— Ворот?

— Пятнадцать.

Она исчезла в коридоре, а я вдруг обнаружил, что хочу ее до безумия, и удивлялся, пока до меня не дошло, что это всего лишь отзвук моего влечения к Ханне.

— У нас тут для тебя настоящее дело, сынок, — торжественно объявил мистер Андерсон, засовывая мобильник в нагрудный карман. — На сей раз не отсидеться тебе, боюсь, в уютном закутке, прослушивая мир с безопасного расстояния. Тебе предстоит лично познакомиться кое с кем из этих бандитов и по ходу дела постоять за интересы родины. Ты, надеюсь, не против сменить личность? Говорят, каждого человека в какой-то момент жизни посещает желание стать кем-то другим.