к ним Архангельском (наст. изд., № 13) дается эпическая картина самого боя:

«И так тут услышал Илья Муромец ту их похвалу великою. И богатырское серце неуимчиво, и распалилса Илья Муромец на тех трех царевичев и на [и]х силу великую. И в то число отвязал свою саблю острую о[т] своего седла черкаскаго и напущает на ту силу великую... И потом Илья Муромец стал побивать полки великия; и тако побивает, яко лес клонит к сырои земле: не столько Илья Муромец бьет, сколько ев[о] доброи конь топчет» (наст. изд., № 7).

«...вынимает свою палицу булатную, напущается на рать силу великую. Сколько бьет, а вдвое конем топчет; куда он не поедеть — улицы, куда не поворотится — слободы, и побил всю силу татарскую» (наст. изд., № 13).

В устных вариантах:

Берет он в руки саблю боёвую,

Учал по силушке погуливать,

Где повернется — делал улицы,

Поворотится — часты плошшади.

(Киреевский, I, стр. 35).

Припустил он коня богатырскаго

На эту силушку великую,

Стал конем топтать и копьем колоть,

Потоптал и поколол силу в скором времени.

(Рыбников, I, стр. 15).

Как разгорелось его сердце богатырское,

Как почал он бить поганыих татаровей,

Конем-то топтать и копьем колоть,

Прибил-то он поганыих в единый час,

Не оставил поганых и на се́мяна.

(Рыбников, II, стр. 82).

Куды махнет Илья — да падет улица,

Перемахне Илья — да падут да переулоцьки.

(Конашков, стр. 72).

Следовательно, в эпизоде освобождения города «себежские» варианты, так же как и в начальной своей части, во многом находят соответствия в изустных записях XVIII—XX веков.

Полное соответствие с устными вариантами имеет изображение в «себежских» текстах прямоезжей дороги в Киев. На вопрос Ильи Муромца о прямом пути в Киев себежский царь отвечает:

«Прямая у нас дорога ка граду Киеву на леса на Брын[с]кие, на грази топучие, на мост калинов, на реку Смородыню, толко тут тебе дорога залегла ровно тридцать лет. Ни единои год по тои дороге никаков человек конскои не проеживал, ни человек не прохаживал, ни птица не пролетьвала, ни зверь не прорыскивал от Соловя разбоника» (наст. изд., № 1; см. также №№ 2, 5, 7—12).

В текстах №№ 13 и 14 грязи названы «черными», а в № 13 к описанию дороги еще прибавлено: «От ево разбоинича соловьиного посвиста никакои богатырь не может устоять». В текстах №№ 10—12 имеется другое добавление: «...дорогу завладел Соловей разбойник и поныне там живет и з детми своими».

В устных вариантах те же образы; даются они или от автора, или в ответе жителей освобожденного города на вопрос Ильи о прямой дороге на Киев:

Нарежался Илья Муромец Иванович

Ко стольному городу ко Киеву,

Он тою дорогою прамоезжую,

Котора залегла равно тридцать лет,

Через те леса Брынския,

Через черны грязи Смоленския;

И залег ее, дорогу, Соловей-разбойник.

(Кирша Данилов, стр. 239).

Засадил дорожку прямоезжую

Соловей вор Рахматович,

У той ли грязи у Смородинской

Сидит-то вор на трех дубах,

На трех дубах да на семи суках,

Не пропустит ни коннаго, ни пешаго,

Затонули все мостики калиновы.

(Рыбников, I, стр. 349).

Прямоезжая дороженька заколодела,

Заколодела дорожка, замуравела;

Серый зверь тут не прорыскиват,

Черный ворон не пролетыват.

(Рыбников, I, стр. 15—16).

А й по той ли по дорожке прямоезжою

Да й пехотою никто да не прохаживал,

На добром кони никто да не проезживал:

Как у той ли-то у Грязи-то у Черноей,

Да у той ли у березы у покляпыя,

Да у той ли речки у Смородины,

У тою креста у Левонидова,

Си́ди Со́ловей-разбойник во сыро́м дубу.

(Гильфердинг, II, стр. 11).

Как ведь той дорожкою

Тридцать лет было не езжено,

Как на той на дорожки прямоезженой,

Есть три заставы великия;

Первая застава — болота зыбучия,

Болота зыбучия, корбы дремучия,

Друга застава — река-матушка Смородина

..................

Третья застава великая:

Сидит Соловей-разбойник, птица рохманная,

..................

Мимо этого проклятаго да Соловья

Нету пешему проходу, конному проезду,

Нету конному проезду, зверю прорыску,

..................

От свисту его змеинаго, от крыку зверинаго

Помирают все удалы-добры молодцы.

(Рыбников, II, стр. 152—153).

Запала тут дорожка тридцать лет:

Никто по той дорожке не прохаживал,

И никто по той дорожке не проеждивал.

(Рыбников, II, стр. 477).

Далее говорится о трех заставах, при этом первая застава — «грязь топуча, корба зыбуча», вторая застава — у реки у Смородиной Соловей-разбойник, «не пропустит он ни коннаго, ни пешаго» (Рыбников, II, стр. 477—478; см. еще: Киреевский, I, стр. 26, 36 и др.).

Неизменно повторяются болота «зыбучие», «топучие», грязи «черные» или «топучие», леса «темные», «дремучие», река Смородинка, иногда упоминается у речки «калиновый мост»; говорится, что «конному, пешому проезду нет», «пешому тут нет проходища» и «птицы нету тут пролетища», «серому волку прорыску нет», «ясному соколу пролету нет», что Соловей «убивал своим свистом за двенадцать верст», «бьет он свистом соловьиныим, покрыком своим звериныим» и т. д.

Таким образом, в рукописных и устных вариантах не только рисуется одинаковый по существу образ «прямоезжей дороги», которую «залег» Соловей-разбойник, но детали этого образа близки и в словесном своем выражении. В устных записях образ дороги только обычно более развернут и расцвечен. Так, в изображение Соловья на дороге входит обычно указание на «гнездо» Соловья «на сорока дубах», «на семи дубах», «на восьми паддубках», «на двенадцати дубах да сорочинских», «на семи дубах... в восьмыи березищи покляпыи» и т. д. (в рукописных текстах дубы — два, семь, девять, двенадцать — упоминаются только при поражении Соловья); с большой художественной силой в лучших вариантах (см, например, Гильфердинг, №№ 56, 74) изображено губительное действие свиста Соловья. То же видим и в передаче самой стычки богатыря с Соловьем-разбойником: она более красочна в устных вариантах, но построен эпизод одинаково. В «себежских» текстах Соловей