— Занимаюсь, Василий Петрович, — выдавил из себя Пампурин.

— Неужели? — саркастически спросил Распопов. — А результаты? Есть результаты?

— Пока собираю доказательную базу. Мотаюсь по дачному поселку, по окрестным селам…

Пампурин внутренне сжался, ожидая, что сейчас последует вопрос, опрошены ли водители местных автобусов. Вместо этого Распопов объявил, пренебрежительно выпячивая пунцовые губы:

— Пока ты собираешь и мотаешься, истина без тебя прояснилась.

— Истина?

Пампурину страстно захотелось вытереть испарину со лба, но он сдержался, опасаясь выдать свое волнение.

— Она самая, голубушка, — подтвердил Распопов. — Появился реальный свидетель. В данный момент дает показания Чакурову.

— Почему Чакурову?

Чувствуя, что пот вот-вот потечет по лицу градом, Пампурин провел рукавом по лбу.

— Взмок? — усмехнулся Распопов. — В жар бросило?

«Он знает, знает, — застучало в мозгу. — Играет, как кошка с мышью. Что же делать-то? Стукнуть по башке и бежать? Нет, не успеть. Наташа в институте, Машка на работе. За ними, наверное, выехали уже…»

— Правильно, что взмок, — продолжал Распопов, вальяжно откинувшись на спинку кресла. — Потому что ты не оправдал высокого доверия, Валерий Константинович. Со всеми вытекающими последствиями, так сказать. Понял, что я имею в виду?

— Нет.

Голова у Пампурина шла кругом. Он действительно не понимал, о чем ему толкует прокурор.

— Какой ты у нас непонятливый, — досадливо произнес Распопов. — Теперь я окончательно решил отстранить тебя от дела. Все, иди. Дальше Чакуров будет разбираться. Надо было ему сразу поручить. Бульдожья хватка. Не успокоится, пока своего не добьется, — начальственный палец указал на дверь. — Свободен. И помни: ты меня не просто разочаровал. Ты меня подвел, Валерий Константинович. Сочин беснуется, а тебе хоть бы хны. Ступай. Выводы сделаны.

Пампурин встал, чувствуя себя сомнамбулой.

— Василий Петрович…

Распопов вскинул массивную голову:

— Ты еще здесь? Чего тебе?

— Объясните хоть, что за свидетель! Откуда он взялся?

— Из народа, Валера, из народа. Родители мальчиков скинулись и назначили денежное вознаграждение тому, кто поможет следствию найти убийц. Сто тысяч баксов, между прочим, — Распопов смешливо фыркнул. — Но, правда, как ты определишь и как проверишь, пригодились твои показания или нет? Одним словом, отличная задумка. И свидетель сразу нашелся.

— Он был на месте преступления? — пожелал знать Пампурин.

— Это женщина. Она видела убийцу, покидавшую дом.

— А кто поручится, что она не выдумала все в надежде отхватить куш?

— Не твоя забота, — отрезал Распопов. — Со свидетельницей Чакуров работает, а ты давай подтягивай хвосты, какие там у тебя накопились. Спрошу строго. Ты у меня из доверия вышел.

Распопов опустил взгляд, а правую руку поднял. Указательный палец снова указывал на дверь. Недвусмысленно и безапелляционно.

Пампурин на плохо гнущихся ногах покинул кабинет. Секретарша, которая обычно охотно болтала с ним и даже предлагала чаю с домашним печеньем, поджала губы и забегала пальцами по клавишам компьютера, давая понять, что проштрафившимся здесь не рады. Пампурин вышел из приемной и медленно зашагал по коридору.

Что за свидетельница объявилась у Чакурова? Действительно ли она была на месте преступления или блефует? Если да, то видела ли Наташу? Сумеет ее опознать? Черт! Ночь была темная и, кажется, ненастная, но какая-нибудь местная жительница вполне могла идти по дороге. Например, возвращаться с работы. Или, наоборот, спешить в город по неотложным делам. Рано Пампурин расслабился. Вместо того чтобы возиться с бумагами, надо было все дома обойти, тогда бы он сам свидетельницу отыскал и повернул бы ее показания нужным для себя образом.

«Вам показалось, что незнакомка была молода? Но ведь было темно, и вы находились на приличном расстоянии, гражданка. Давайте не будем утверждать категорично. Запишем, что встреченной вами женщине было, скажем, от двадцати пяти до тридцати лет. А может, это вообще был молодой человек? Не подвело ли вас зрение? Давно вы у окулиста обследовались, гражданка? Не злоупотребляете ли алкогольными напитками?»

Теперь о подобном развитии событий можно было только мечтать. Теперь нужно принимать меры. И срочно.

* * *

— Так как насчет вознаграждения? — спросила тетка.

В десятый раз? В сотый?

Чакуров сделал строгое лицо и сказал:

— Вначале нужно будет информацию проверить. Если она подтвердится, вы на коне.

— На каком коне? — спросила тетка.

Фамилия ее была Кошкина. Со своими откровенно блядскими глазами в молодости она, должно быть, отбоя не знала от мужиков. Но годы скомкали и перекорежили все, кроме этих жирно подкрашенных глаз, лицо увяло и сморщилось, грудь обвисла, на руках выскочили темные веснушки. «Ей надо лифчик потуже затянуть, а не ресницами накладными хлопать», — подумал Чакуров брезгливо.

Ему еще не исполнилось сорока. Высокий брюнет так называемого атлетического сложения. С подвижными бровями и профилем в виде месяца.

— На том коне, — подмигнул он, — который баксы возит.

На самом деле вознаграждение, если пострадавшие не блефовали, полагалось ему. У Чакурова уже возник план, как установить личность подозреваемой. Во-первых, она была молода, скорее всего, ровесница убитых парней, так что искать ее следовало в их окружении. Опросить всех, наметить круг подозреваемых, устроить очные ставки, вытрясти из них все, что возможно вытрясти. Глядишь, там и мотив всплывет. А пока следовало еще разок порасспрашивать Кошкину. Как правило, при этом всплывают новые детали, потому что подсознание успевает просканировать воспоминания.

— А сейчас, Любовь Викторовна, давайте повторим показания, — заговорил Чакуров. — Итак, вы работаете продавцом в магазине «Березка», где, по вашим словам, остались ночевать ввиду плохих погодных условий. Что заставило вас покинуть магазин под утро и отправиться домой?

— Я ж говорила уже, — недовольно пробурчала Кошкина. — Соседи позвонили, сказали, что Пашка мой к ним скребся, да так на крыльце и прикемарил. А наутро заморозки обещали. Он, скотина такая, застудится, а работать кто будет? Мы и так в долгах, как в шелках.

— Разбудили Пашку? — скучно спросил Чакуров, а сам искоса взглянул на свидетельницу, проверяя, не выдумала ли она причину, не выдаст ли себя.

— Когда я воротилась, он уже домой приполз, — ответила Кошкина, насупившись. — Грязи нанес, что свинья. Вот говорят, алкоголизм людей убивает. А я лично так не думаю. Мужики, гады, от водки только живучее становятся.

— Давайте не будем растекаться мыслями по древу, Любовь Викторовна.