С Саней он еле поздоровался.

— Хорошо, что я тебя встретила, — сказала Наташа. — Знаешь, я купила Анатолию Васильевичу хороший коньяк, ты передашь ему?

— Попытаюсь. Только он вряд ли возьмет.

— Но мне так неловко! Он же не взял за ремонт моей машины ни копейки.

— Господи, Наташка! Папа относится к тебе как к родной. Это все равно, как если бы он мне ремонтировал машину за деньги.

— Но у вас нет машины, — внезапно включился в беседу Миллер. — Знаете, Александра Анатольевна, не могу сказать, что мне нравится поступок вашего отца. Наташа не бедствует и вполне может оплатить услуги автомастерской. Теперь же она чувствует себя обязанной.

Саня засмеялась.

— Вы, Дмитрий Дмитриевич, глупости говорите! Какие счеты могут быть между близкими? Наташа два года вела наше хозяйство, когда умерла мама, и это мы с отцом у нее в долгу, если уж на то пошло. Вы не можете судить со стороны и определять, кто из нас кому обязан.

Миллер фыркнул и уничтожающе посмотрел на них с Наташей. Саня испугалась, что своей отповедью могла заложить фундамент для ссоры между женихом и невестой, да еще в День святого Валентина, поэтому быстренько замолчала.

Наташа заглянула в Санину корзину, где сиротливо лежали пачка пельменей, батон, двухсотграммовый кусок колбасы и крем для рук.

— Бери всего побольше, — предложила она. — Я на машине, могу тебя подвезти.

При этих словах лицо Миллера страдальчески исказилось, и Саня решила пожалеть человека: соврала, что только вчера заполнила холодильник.

Не успела компания рассчитаться на кассе, как у профессора затрезвонил мобильный.

Звонили, конечно же, из клиники.

— Вот нет, чтобы позвать меня на два часа раньше! — Миллер хлопнул крышкой телефона. — Не пришлось бы тут любоваться, как ты перебираешь всякие шмотки. И почему ты, Наташа, все время таскаешь меня с собой на шопинг? Ты же знаешь, что я этого не выношу!.. А вы, Александра Анатольевна, не хотите поехать со мной в клинику? — Он повернулся к Сане. — Вы, конечно, не обязаны, и я пойму ваш отказ…

— Разумеется, я поеду, — сказала Саня, как обычно, не дав ему договорить фразу. «Нужно хоть раз не перебивать его, — подумала она, — тогда, может быть, мне удастся услышать, что я лучше всех провожу наркоз при нейрохирургических операциях. А может быть, и нет. Может быть, он всего лишь хотел сказать: но ваш врачебный долг помочь мне!»

Она знала, что Миллер отличает ее среди других врачей анестезиологической и реанимационной службы, но никогда не слышала об этом из его уст. Когда ему приходилось работать ночью или в выходной, а Саня дежурила в клинике, то он всегда приглашал в операционную именно ее.

Однажды дежурство выдалось очень напряженным. До трех ночи Саня работала в операционной, не имея возможности даже выпить чашку кофе, чтобы взбодриться. Наконец поток больных иссяк, и она прилегла немного вздремнуть. Но стоило ей закрыть глаза, как Миллер потребовал ее немедленной явки в нейрохирургию. Саня пробормотала, что сейчас не ее очередь, на что услышала: «Вы хотите сказать, что отказываетесь выполнять свои прямые обязанности?»

С тех пор она не пыталась с ним спорить. Кроме того, профессионализм Миллера был очень высок, и за это можно было простить ему недостаток душевности.

— Вы до утра пробудете на работе? — спросила Наташа, включая зажигание. Она изо всех сил делала вид, что нисколько не расстроена внезапной переменой планов.

— Не знаю, — ответил ее жених.

— Позвони, когда определишься, — попросила она. — Если зависнете до утра, то я лягу спать, а если нет, приеду за вами.

Миллер подумал.

— А если я тебе позвоню и скажу, что освобожусь через час, а на самом деле операция затянется часов на шесть? Ты же сама потом будешь упрекать меня, что я держу тебя за личного шофера. Лучше ложись спать.

— Тогда хотя бы еды с собой возьми, — сказала она грустно и стала перестраиваться в левый ряд.

Закончили только в пятом часу утра. У молодого мужчины, пострадавшего в ДТП, были черепно-мозговая травма и повреждения органов брюшной полости. Миллер освободился первым, предоставив действовать общим хирургам, а Саня, как анестезиолог, оставалась до конца операции. Потом она отвезла больного в реанимацию, передала его дежурной смене и, зевая, отправилась на поиски места, где можно было бы покемарить до утра. Но куда бы она ни заглядывала, везде все было занято спящими дежурными врачами. В конце концов она решила попытать счастья в кабинете Криворучко, где стоял дореволюционный и очень неудобный кожаный диван, испытанный на прочность многими поколениями клинических ординаторов и аспирантов. Хозяин кабинета говорил, что за свою историю диван настолько пропитался энергией греховной любви, что сидение на нем в течение часа гарантированно излечивает от импотенции. Существовало также поверье, что мужчина и женщина, неосторожно присевшие на диван вместе, немедленно начинают вожделеть друг друга и не успокоятся, пока не согрешат.

Саня усмехнулась. Она, наверное, будет первым человеком за всю историю кафедры, кто скоротает ночь на этом диване в одиночестве. Возможно, это даже ослабит его волшебные свойства…

В старом здании работало ночное освещение, и идти по сводчатым коридорам было жутковато. Каждый шаг гулко отзывался под потолком, и казалось, что из любого угла может спикировать летучая мышь. Миллер, идущий навстречу Сане, превосходно вписывался в этот готический интерьер: его лицо было почти таким же бледным, как халат, он пошатывался и вообще был очень похож на привидение.

— Вы еще здесь? — глупо спросила Саня. — А я думала, вы давно уже дома.

Профессор тяжело вздохнул.

— Это было бы непорядочно. В конце концов, вызывали меня, а не вас. Получилось бы, я вас втянул, а сам…

Саня досадливо махнула рукой.

— Послушайте, но сегодня же День всех влюбленных!

Миллер поднял запястье к глазам, с видимым усилием концентрируя взгляд на циферблате.

— Уже давно прошел.

— Но ведь Наташа ждала вас, может быть, до сих пор ждет! Дмитрий Дмитриевич, поверьте, в вашем присутствии здесь нет необходимости. Тяжесть состояния больного определяется повреждениями живота, со стороны мозгов у него все в порядке.

— Я бы не сказал, что у человека, гоняющего по городу со скоростью сто тридцать километров в час, с мозгами все в порядке.

— Не цепляйтесь к словам, Дмитрий Дмитриевич! Поезжайте лучше домой.

— А вы? — раздраженно спросил он. — Что же вы сами не едете, раз уж так чтите этот дурацкий праздник? Или не относите себя к влюбленным?

— Нет, Дмитрий Дмитриевич, не отношу. — Саня говорила подчеркнуто спокойно и миролюбиво: было ясно, что Миллер нетрезв.

— Вот и я не отношу.

Сделав это признание, Миллер устало провел рукой по лицу и прислонился к стене.