Дорога запетляла между рисовыми полями, окруженными чахлыми пыльными деревьями. Лугонг беззаботно смотрел вперед, уверенно объезжая валуны и рытвины. Но мне все равно казалось, что он смотрит мне в глаза и видит каждую мою мысль. Сама собой всплыла строка из дедовых записок: «…достижение небес во время погребального обряда в действительности означает обретение прекрасного тела, вечной жизни и счастья еще при существовании в мире людей…». Я внезапно почувствовал сильную головную боль, усталость и голод.

— Скоро приедем, — будто отвечая на мое состояние, сказал Лугонг. — Переночуем в моей деревне, а с утра начнем собираться в горы. — Все расходы на тебе, — добавил он, подумав.

Деревня Лугонга внешне мало чем отличалась от обычной индийской деревни где-нибудь в центральных штатах. Глинистые набитые дорожки, убогие дома и, конечно, козы, куры и утки, свободно бродящие по всей деревне. Исключением являлось только наличие отеля. Понять, что это отель, можно было по вывеске, приколоченной под крышей: «Hotel». Приземистое одноэтажное здание, сложенное из плоских камней и покрытое глиняной черепицей. Удивительно, но в окнах были настоящие стекла. Однако деревянная дверь была закрыта на амбарный замок со следами ржавчины.

Лугонг достал из кармана ключ и, повозившись с замком, открыл дверь. Минуя захламленный пыльный холл со стойкой рецепции, сооруженной из кривых необструганных досок, мы прошли в небольшое затхлое помещение, где находился грубо сколоченный топчан, покрытый неопрятным одеялом, сложенная из плоских камней печь с железной трубой, уходящей в потолок, и обшарпанный трехногий табурет. На цементном полу лежал толстый слой пыли. Стены комнаты были обклеены картоном из-под коробок, в каких обычно доставляют консервы или пищевые полуфабрикаты. Сильно пахло нежилым и крысами.

— Располагайся, я принесу тебе поесть, — распорядился Лугонг, выходя из комнаты. — Дрова за печью, если холодно.

Я осмотрел комнату. Видимо, электричество не было предусмотрено вообще, в чем я убедился, выйдя на улицу и не обнаружив никаких проводов, ведущих к зданию. В комнате на узком подоконнике я нашел пару недогоревших свечей, с трудом растопил печь, которая немедленно заполнила помещение едким дымом, и прилег на топчан.

Меня разбудил Лугонг. Он принес закопченный котелок, из которого пахло чем-то невообразимо вкусным. Пока я уплетал теплое вкуснейшее рагу прямо из котелка, он, сидя на табурете, насмешливо меня разглядывал.

— Ты привез его? — неожиданно спросил он.

Я едва не поперхнулся.

— Что привез? — с трудом выдавил я из себя.

— Ты знаешь, и я знаю. Просто ответь.

Это было как удар током. Я понял, что он действительно знает. Для того, чтобы живому пройти через погребальный обряд и получить бессмертное нестареющее тело, требуется один предмет — Истинное Дордже. Индуисты называют ее Ваджрой, оружием бога Индры. Оно же и Алмаз, и Молот, и Копье, и Меч. Для буддиста это побрякушка, один из символических предметов для почитания и пустых церемоний. Для бонца — практический атрибут непредставимой мощи. Артефакт, с помощью которого Тонпа Шенраб изменял Миры. По официальной версии буддистов, Истинное Дордже хранится в монастыре Сера, близ Лхасы. Но я знал, что там просто копия. В этом и состояла цель экспедиции деда в тех местах. Я всегда старался избегать мысли о том, каким образом ему удалось получить этот артефакт. И чего это могло стоить…

Согласно копии формального отчета деда, экспедиция подверглась нападению какой-то дикой народности на обратном пути в Непал. Артефакт был утрачен, и все погибли. Кроме моего предка…

— У меня его нет, — с трудом выговорил я, — но я знаю, где оно спрятано…

— Где? — спросил Лугонг.

— Там, куда мы пойдем.

Лугонг пристально посмотрел на меня.

— Хорошо. Выходим завтра с рассветом. Отшельник, к которому мы идем, — мой бывший наставник. Он очень стар. Уже много лет он готов уйти. Теперь я понимаю, что последние годы он ждал кого-то вроде тебя. А скорее всего, именно тебя. Когда всю жизнь имеешь дело с горными демонами, карма становится тяжелой и черной, как кусок антрацита. Обычное очищение не поможет умирающему. Но Дордже обладает силой, способной сделать карму легче гусиного пуха. Тогда наставник сможет пройти в область обитания дэвов и достигнуть вечного блаженства. Ты пойдешь с нами и получишь то, что хочешь. После этого ты уедешь, но оставишь Дордже здесь. Согласен?

Я лихорадочно закивал, соглашаясь. Лоб и спина покрылись липким потом. Сердце готово было выскочить из груди. Лугонг поднялся и двинулся к двери. Постояв минуту, вернулся и снова уселся на табурет.

— Ты еще совсем молод и здоров, как я вижу. Зачем тебе бессмертие? Я знал стариков, которые отдали бы своих детей, лишь бы прожить еще день: так сильно их тела боялись разрушения. Почему ты боишься смерти, если никогда не стоял на ее пороге? Что ты будешь делать, проживая вечную жизнь? Заработаешь миллионы ваших денег, купишь сотни автомобилей и домов. Съешь гору пищи, пусть и самой лучшей, удобришь землю тоннами своих испражнений. Поимеешь тысячи женщин. И так тысячу лет, день за днем?

— Тебе не понять. — сглотнув комок, выдавил я. — У меня есть своя цель.

— Хорошо, что есть. Только бессмертие не имеет смысла, если нет цели за пределами собственного кишечника. Вечная жизнь нужна не для тела…

Внимательно всмотревшись в мое лицо, он добавил:

— Завоевать страны или разрушить их, осчастливить или уничтожить людей или всю землю — для этого могло бы пригодиться бессмертие и время для действий, которое оно дает. Достигнуть совершенства в какой-либо практике или искусстве. Существование же бессмертной обезьяны не имеет никакого смысла…

Лугонг встал и неторопливо вышел.

Я чувствовал, как разваливаюсь на куски. Половину ночи ворочался на узком топчане без малейших признаков сна. Я переживал подъем и тревогу одновременно. По манере себя вести было понятно, что Лугонг никакой не ученик. Он сам священник или больше того. Хотя и выглядел слишком молодо. Но здесь внешность могла быть обманчива, особенно у шаманов. Дед писал о том, что непальские служители бон в горах — настоящие шаманы, обладающие огромными возможностями. Как и сам Тонпа Шенраб, который был заклинателем демонов и магом. Говорят, что «Шен» и означает «шаман» на каком-то из старых языков, и сами бонцы называют себя шенами.

Ко всем моим сомнениям примешивалась изрядная доля страха. Мне уже стало ясно, что моя встреча с Лугонгом была совсем не случайна. Меня ждали. Не знаю, каким образом это возможно, но точно ждали. И кем бы ни был этот отшельник, теперь я был уверен, что он встречался с дедом. Иначе откуда бы они оба знали о Дордже? Меня тревожило столь быстрое развитие событий. Как будто кто-то подталкивал… И Лугонг этот: странно как-то говорит, прямо как ножом режет… Может быть, меня так и прирежут — после того, как я отдам им артефакт. Или принесут в жертву во время погребального обряда. Раньше, насколько я знал, такое практиковалось. Упоминалась, правда, жертва в виде туши или головы оленя, но, может, человеческая лучше… Его отец был лунгомпа. Тибетский скороход. Говорят, что, пребывая в состоянии особого транса, лунгомпа способен преодолевать расстояние до двухсот километров за сутки. Но дед в своем дневнике упоминал, что лунгомпа проходит эту дистанцию, сокращая путь через нижний мир. Лугонг — сын тибетского скорохода, а значит… Не знаю, может, все не так страшно, но как-то тревожно…