Я осторожно выглянул из-за Ступы. Лугонг продолжал неподвижно сидеть с закрытыми глазами. Помогать мне он явно не собирался. Наконец, набравшись храбрости, я просунул руку глубоко в отверстие. Мои пальцы нащупали матерчатый сверток, и я быстро вытащил его наружу. Торопливо схватил камень и вставил его обратно в отверстие, забив его поглубже рукояткой ножа. Взяв нетяжелый сверток обеими руками, я направился к Лугонгу, все еще неподвижно сидящему на границе площадки. Не зная, что мне делать дальше, я уселся рядом и принялся ощупывать сверток.

— Ты можешь открыть, — почему-то шепотом сказал Лугонг, не глядя на меня.

Нащупав завязки, я развернул промасленное полотно…

Я держал в руках два увесистых жезла длиной не более тридцати сантиметров длиной. Короткая округлая рукоятка на каждом оканчивалась с обеих сторон бутонами лотоса из девяти литых лепестков.

Я видел достаточно много сувенирных копий и изображений Ваджры, и некоторые из них производили совершенно фантастическое впечатление. Однако то, что я держал в руках, выглядело не в пример более просто. Кроме того, каждый жезл был окрашен в два цвета до середины рукояти: один в белый и красный, другой в синий и зеленый. Вернее, я так подумал с первого взгляда. Присмотревшись внимательней, я понял, что каждый жезл был сделан из двух разных материалов. Судя по весу, из разных металлов; хотя я не имел ни малейшего представления о том, какой металл имеет синий или красный цвет.

Лугонг требовательно протянул ко мне руки. Я осторожно положил жезлы на его раскрытые ладони.

— Истинное Двойное Дордже, — с благоговением прошептал Лугонг и, наклонясь, приложился лбом к артефакту.

Я в изумлении уставился на его руки. Как только он приподнял голову, бутоны на обоих жезлах раскрылись и начали вращаться, зависнув над его ладонями. В воздухе снова повис дикий терзающий уши вой, такой же, что я слышал у Ступы, но более пронзительный и раздирающий каждую клетку тела. Я рухнул на спину, поджав ноги, и вцепился в голову, пытаясь закрыть уши. В тот момент, когда я почувствовал, что мой мозг начинает сочиться сквозь черепные швы, вой стих.

Я отнял руки от головы. На них была кровь. Кровь текла у меня из ушей, изо рта, из носа и, кажется, даже из глаз. Я с трудом поднял голову и взглянул на Лугонга. Он продолжал не моргая смотреть на Дордже, все так же с благоговением держа его на ладонях. Никакого вреда, похоже, звук ему не нанес.

— Что это было? — с трудом прошепелявил я.

— Приветствие Дордже! — торжественным шепотом сообщил он, радостно, но как-то по-звериному, скалясь. — Теперь мы готовы…

У меня возникло смутное предчувствие, что эту его улыбку я не раз увижу в кошмарных снах. Если еще когда-нибудь буду спать…

Оторвав от футболки полоски ткани, я соорудил себе затычки в уши и нос. Лугонг аккуратно упаковал Дордже в ткань и сунул себе за пазуху. Взвалив свою торбу на плечо, он бодро зашагал по тропе, которая круто поднималась к вершине. Я плелся за ним, стараясь не отставать и не терять его из виду. Мое состояние было просто ужасным. Все страхи всколыхнулись с новой силой. Дордже у меня не было. Как я смогу пройти обряд без него? Если Лугонгу нужен только артефакт, то почему он не бросит меня здесь и не уйдет? Еще я вспомнил, что он за все это время ни разу не назвал меня по имени. Эта его манера обращаться ко мне в какой-то безличной форме… Я слышал, что у некоторых народностей принято никогда не обращаться по имени к человеку, которого собираешься убить…

Наверное, мне стоило развернуться и бежать обратно, но что-то заставляло меня переставлять ноги и подниматься дальше за моим проводником. Вдруг я вспомнил, что меня задело несоответствие между определением деда и словами Лугонга. Дед писал о сопровождении умершего человека, тогда как Лугонг говорил о том, что умерший ничего не слышит и не осознает. Я решил выяснить, что это значит, и зашаркал своими сапожищами быстрее, намереваясь прояснить этот вопрос. Лугонг обернулся и, увидев меня, уселся на ближайший камень.

— Ты говорил, что во время обряда человек не является умершим, — спросил я его, решив использовать такую же безымянную форму обращения, как и он сам. — Если это так, то кем он является?

— Он является умирающим, Эрик, — спокойно пояснил мне Лугонг.

От того, что он снова прочитал мои мысли и назвал меня по имени, мой рассудок попытался было запаниковать, но я вовремя успел осознать абсурдность какой-либо паники. Может ли по-настоящему беспокоиться человек, который совершенно серьезно собирается пройти через мир мертвых; человек, который связался с непальским шаманом, читающим его мысли? Это даже смешно. Рациональность моих рассуждений позволила мне успокоиться.

— В этом и заключается смысл пховы, — продолжил Лугонг, — поймать момент умирания и с помощью магического искусства перенести сознание в другой сосуд. Успех почти целиком зависит от мастерства проводящего обряд.

— Ты имеешь в виду свое мастерство? — не удержался я от язвительного вопроса.

— Да, я имею в виду свое мастерство, — так же спокойно подтвердил Лугонг, — а еще силу Истинного Дордже.

— А в других случаях? Тебе всегда удавалось очищать карму умирающего и успешно проводить его мимо демонических областей, безо всяких артефактов?

— Почти всегда. Любой священник с детства учится этому искусству. Но даже хорошему пастуху случается иногда терять овец. Тем более если твоя овца слепо бредет в нижнем мире. И да, мне случалось терять овец в мире мертвых. Иногда обряд проходит не чисто.

— Ты говоришь всегда о нижнем мире. Для меня это звучит как ад.

— Здесь, в Гималаях, посмертный путь всегда начинается с нижнего мира. За исключением праведников. Сознание таких людей во время перехода уходит сразу в мир дэвов. Это выглядит как вертикально раскрывающаяся ярко-фиолетовая щель. Помощь шена практически не требуется. Я видел это не раз, во время обрядов над праведниками. Сознание умирающего просто проскальзывает внутрь, и щель закрывается. Вход через нижний мир — для обычных людей с нечистой кармой. После ритуала очищения демоны нижнего мира предоставляют бонцу один шанс пройти мимо них. Пройти в правильную область можно только с проводником. Я думаю, что ты прав. Ад — это очень близкое слово. Но возможно, что для западного человека скорее подошло бы слово «чистилище». С той лишь разницей, что в твоем христианском Чистилище ты находишься один на один со своей кармой, или что там у вас есть. Никто не укажет тебе путь наверх. Но в ад, обиталище демонов, тебя приведет любая тропа, если ты не сохранишь в должном порядке свое сознание. Я слышал, что для этого вам необходимо покаяться, причаститься как-то или к чему-то. Полагаю, что тебе лучше поговорить об этом с кем-то из ваших священников. Впрочем, ты скоро увидишь сам. Может быть, — Лугонг оборвал разговор и встал, чтобы продолжить путь.

Тропа в гору сделалась круче. Неожиданно задул сильный встречный ветер, наполненный мелкими колючими снежинками. Подняв голову, я увидел, что огромная черная туча опустилась на вершину горы. Тень от тучи накрыла склон неровными полосами, придавая окружающему зловещий сюрреалистичный вид. Ветер усилился. Несколько раз порывы достигли такой силы, что меня едва не сбросило с тропы. Инстинктивно я бросился к Лугонгу и схватил его сзади за кушак. Он на мгновение остановился, затем кивнул и двинулся дальше. Я волочился сзади, топая тяжеленными сапогами и держась за него. Чувство времени снова исчезло. Я не мог определить, как долго продолжается эта пытка. Все силы уходили на то, чтобы не упасть и не отцепиться от кушака Лугонга. Ветер усилился настолько, что превратился в настоящий ураган. Даже за спиной Лугонга я ощущал бешеные порывы, пытающиеся сбросить меня в обрыв. Я чувствовал, как из-под моих безразмерных сапог вываливаются камни и падают в пропасть. Меня трясло от холода и страха. В какой-то момент под моей правой ногой обвалился целый кусок тропы, и, упав на левое колено, я завопил от ужаса. Вцепившись в кушак Лугонга до боли в ногтях, я лихорадочно пытался нащупать край тропы болтающейся в воздухе ногой. Наконец мне удалось подтянуть правую ногу и поставить колено на острые камни. Лугонг шел медленно, наклоняясь вперед и опираясь левой рукой на отвесную стену. Не в силах заставить себя встать, я полз за ним на коленях, скуля и подвывая. Лугонг свернул влево и практически втащил меня в скальный разлом. Ветер неожиданно стих. Лугонг проволок меня еще пару метров и, протянув руку за спину, оторвал мои скрюченные пальцы от своего кушака. Лежа на камнях, я вытер слезы, с трудом перевернулся на спину и приподнял голову, чтобы оглядеться. Мы находились в скальной расщелине длиной в несколько метров и шириной в два или три. Стены разлома сужались кверху, и оттуда ощутимо тянуло прохладой. Я понял, что эта расщелина выходит наружу где-то на вершине горы. Ветер сюда не проникал. Только со стороны отверстия, через которое мы пролезли, доносилось завывание непогоды. Меня лихорадило.