мне уверенности – когда кругом люди, не так страшно, что кто-нибудь утащит тебя во тьму.

Я вышла на тротуар как раз напротив станции метро «Ланкастер-гейт». Мобильный остался дома, поэтому я пересекла дорогу и зашла в телефонную будку. Запах внутри был кошмарный, но ради того, чтобы оставаться инкогнито, можно и потерпеть: мой телефон могли прослушивать.

Поскольку профессора Д’Оливейру сбили в Гайд-парке, то я знала, что её, скорее всего, отвезли в госпиталь Святой Марии в пяти минутах ходьбы отсюда. Мне там вырезали аппендикс я хорошо знала это место. Я протёрла трубку платком, всыпала горсть монет в аппарат и быстро переключилась. Передо мной появился каталожный ящик с карточками, написанными от руки, и я быстро пролистала его до буквы «Б» – «Больница».

Ага! Вот нужный номер! Я набрала его.

– Госпиталь Святой Марии, как я могу помочь? – ответил бодрый голос.

– Алло, да-да, помочь, – проговорила я с французским акцентом, – я хотель бы узнать о… как это сказать? О моя тётья. Кажется, её привозили в ваш оспиталь сегодня в утро.

– Имя?

– Мой имя? Я…

– Нет, не ваше – её имя.

– А, mais oui, конечно! Доротэ Д’Оливейра.

– Секундочку.

Раздался стук кнопок клавиатуры. Я переживала, как бы у меня не закончились деньги.

– Вы слушаете? – снова заговорили на том конце провода. – Мы оставили её на сутки под наблюдением, но сегодня часы посещения уже окончены – вам придётся прийти завтра.

Я услышала писк – сигнал того, что меня сейчас разъединят.

– О, merci! А в какая она палата?

Сотрудница больницы назвала мне отделение и номер палаты, в которой лежала профессор, и время, когда я могу прийти к ней завтра.

– Благодарю, merci!

Телефон замолк, монеты с глухим звоном посыпались внутрь машины.

– Молодец, Агата, – сказала я сама себе. – Теперь тебе нужно просто проникнуть в госпиталь так, чтобы тебя не арестовали.

В больнице царила обычная суета: приезжали и отъезжали машины «Скорой помощи», у ворот стояли люди. Они курили и разговаривали. Я заметила, что вдоль Прейд-стрит, перед главным корпусом, находятся автоцистерны. Наверное, в них привезли чистую воду, ведь в медицинских учреждениях она нужнее всего.

Я понимала, что если пойду через главный вход, то меня заметят. Поэтому я отправилась в самый конец улицы и свернула на Саут-Уорф-роуд. Я шла по улице, наклонив голову, пока мне на глаза не попалась открытая дверь на склад, рядом с которой как раз была припаркована одна из цистерн. Из бака торчала толстая пластиковая труба, уходившая куда-то внутрь здания. По ней с бульканьем и свистом текла вода.

Я остановилась, притворившись, будто ищу в кармане телефон. Теперь можно осмотреться. У двери не было никого, кроме водителя, который курил, прислонившись к стене и наблюдая за процессом перекачки воды. Он смотрел не на сам грузовик, а на что-то внутри здания – может, на манометр. Вместо того чтобы повесить свой пропуск на шею, он положил его на один из аппаратов, стоящих рядом.

Пару секунд я обдумывала ситуацию. Чтобы не привлекать к себе внимания, перешла дорогу и двинулась вперёд, пока грузовик не оказался между мной и водителем. Поднявшись на подножку, я потянулась к ручке двери, надеясь, что она заперта. Да, так оно и было! Я подёргала ручку ещё пару раз, но ничего не произошло. В раздражении я изо всей силы пнула грузовик.

– Ой-ой-ой! – тихо взвыла я от боли.

Секунду ничего не происходило.

А потом заголосила сигнализация, перепугав меня чуть ли не до смерти. Я отпрянула от машины и обошла её кругом, направляясь к водителю, который всё ещё курил и, недоумённо хмурясь, глядел на свой мигающий поворотниками грузовик.

– Мистер, там какой-то малец пытается влезть в вашу машину! – сказала я водителю.

– Что? – переспросил он, потом громко выругался и бросился туда, откуда я только что пришла. Я же быстро нырнула на склад, пробежала мимо труб и манометров, по пути схватила пропуск и прижала его к замку на двери. Раздался писк, и дверь открылась. Вздохнув с облегчением, я вошла внутрь.

Я осмотрела свою маскировку – она была безупречна, – а потом побежала по коридору, дальше от сердитых криков водителя, который, должно быть, вернулся на своё место и обнаружил пропажу пропуска. Я сняла тренч и запихнула его в какую-то нишу. Парик я закрепила резинкой и парой заколок.

Настал час икс.

Следующие пятнадцать минут я пробиралась по больнице, пытаясь понять, куда мне двигаться. В узких служебных коридорах было тихо и темно. Сначала я шла мимо голых кирпичных стен, увешанных трубами и кабелем, потом начались коридоры, отделанные старой потрескавшейся штукатуркой и заставленные чистящими средствами и швабрами в вёдрах. Наконец, я увидела свежевыкрашенные стены – я добралась до тех коридоров, по которым ходят доктора, медсёстры и медбратья.

Я зашагала к нужному мне отделению, чуть не столкнувшись по дороге с женщиной, собиравшей бельё в стирку, а потом с медбратом, катившим на тележке пациента. Меня заметили ещё несколько человек, но они вполне могли принять меня за медсестру.

В отделение я проникла через дверь завхоза, чтобы не идти мимо сестринского пункта. Я видела, что он находится в другом конце коридора – там сидела медсестра, которая что-то читала. На её столе горела лампа, но остальной коридор был погружён в темноту. Кое-где за матовым стеклом в палатах виднелся слабый свет – наверное, там тоже кто-то читал или смотрел телевизор. Интересно, следят ли пациенты за новостями?

Я начала продвигаться по коридору, вглядываясь в полутьме в каждую дверь: на них висели маленькие маркерные доски с именем пациента. В палатах может лежать одновременно по четыре человека, но когда я добралась до нужной двери, то имя Д’Оливейра было на доске единственным. За матовым стеклом не было света. Я-то надеялась, что профессор не будет спать и мы сможем поговорить. Но не для того я пробиралась сюда с такими сложностями, чтобы просто так сдаться.

Я подёргала ручку. Она оказалась заперта, но я знала, что двери в больницах никогда не запираются по-настоящему – они должны легко открываться снаружи на случай, если пациенту понадобится экстренная помощь. Я осмотрела ручку и увидела, что на ней есть специальное углубление. Все свои монеты я потратила в телефоне-автомате, но зато у меня были заколки. Я вставила одну из них в углубление, повернула, и замок щёлкнул. Чтобы не привлекать внимания дежурной сестры, я быстро вошла в палату и закрыла за собой дверь.

– Здравствуйте, – успела я сказать, прежде чем что-то просвистело в темноте и ударило меня по затылку.

Я упала на пол, прикрыв голову.

Внезапно зажёгся свет.

– Кто ты такая, чёрт тебя дери?! – раздался голос, который явно принадлежал пожилой женщине. В нём слышался карибский акцент – так говорят на Ямайке или в Тринидаде. Я медленно приоткрыла глаза, почти ослепнув от света, и посмотрела наверх. Надо мной возвышалась профессор Д’Оливейра – одна рука в бандаже, в другой зажата металлическая трость. Выглядела она куда внушительнее, чем утром, когда лежала без сознания.

– Меня зовут Агата, – сказала я, морщась и прикрывая голову руками.

– Кто тебя послал? – профессор неотрывно смотрела на меня.

Я приподнялась и села на