Кёнигсбергскому марципану обычно придавали форму сердечка. Процесс его приготовления достаточно долгий и кропотливый, но… результат того стоит. Для изощрённых гурманов, а также хозяек, которые мечтают найти путь к сердцу мужчины через его желудок, приводим рецепт. Нужно взять полкило сладкого миндаля, 8–10 горьких миндалин, 375 грамм сахарной пудры и розовую воду.

Миндаль обдают кипятком, затем кладут в холодную воду и тщательно промывают. После этого кладут на белую ткань для просушки. Затем перемешивают с сахарной пудрой и разламывают. Из этой массы на розовой воде замешивают густое (но не влажное!) тесто. (Масло миндаля при этом выступает и «связывает» массу.) Затем тесто кладут в фарфоровую чашку и ставят на одни сутки в прохладное место. Вечером следующего дня тесто раскатывают в «сердечные» формы. После чего запекают в духовом шкафу.

Теоретически, можно попытаться приготовить и кёнигсбергский флек (он приобрёл всеобщую известность ещё в XVI веке). Торговки предлагали его на городских рынках, а в районе складов на Шанценгассе (ныне начало улицы Портовой) был популярный в массах ларёк по продаже флека.

В XIX веке флековый ресторан Хильдебранда находился на Унтеррольберге (ныне район городской библиотека имени Чехова на Московском проспекте).

…Разрезанный говяжий кишечник вываривают четыре-пять часов и — ещё горячим — заправляют солью, перцем, майораном, уксусом и плодовым соком. Ешь — и чувствуешь себя жителем Кёнигсберга.

А можно расстараться и по части кёнигсбергских клопсов. Говядину и свинину (фифти-фифти), чёрствый хлеб, яйца, лук, перец, соль пропускают через мясорубку, из фарша лепят фрикадельки и варят.

В качестве подливки с мукой смешивают лимонный сок, яичный желток, добавляют лавровый лист, каперсы, пряности…

Так что у особо «продвинутых» хозяев есть шанс устроить оригинальную вечеринку в восточнопрусском духе: скатерть в крупную красную клетку на столе, свечи, рождественский веночек на окне или в дверном проёме (на ниточке)… ну и водка (шнапс), клопсы, флек, барч (та самая свеколка).

А привычный тазик с салатом «оливье» можно выставить позже — когда гости по-русски нарежутся «шнапса» до полного изумления… так, что «шпрехать» начнут исключительно по-немецки. Чтоб было во что падать личиком. А то как же без этого? Праздник!

Кстати, в послевоенное время в Германии фирма «Швеллер» начала выпускать кёнигсбергские марципаны. Венгры производят консервы с «кёнигсбергскими клопсами», у поляков можно отведать флека (они называют его «фляк»). И только город, где родились рецепты этих блюд, их и не нюхивал.

Впрочем, не всё потеряно! С праздником вас, дамы и господа! И когда за столом вы поднимете бокалы «за тех, кого с нами нет», помяните и Кёнигсберг.

Кейзерлинг (в старину Keselingk) — древний германский род, происходящий из Вестфалии и переселившийся в Курляндию во второй половине XV века. Три линии этого рода получили в XVIII веке графский титул в Пруссии, одна — приобрела графское достоинство Римской империи. История этого блестящего рода теснейшим образом переплетается с… российской историей.

Как только приоткрылось «окно в Европу», фамилия Keyserlingk стала довольно часто звучать при российском дворе.

Так, Георг Иоганн фон Кейзерлинг, бывший прусским посланником при дворе Петра Великого, умудрился влюбиться в Анну Монс, фаворитку Петра. Известно, что Анна Монс была первой — и самой нежной — любовью Петра. Ради фрейлен из Немецкой слободы — юной Анхен, похожей на фарфоровую куколку, — царь постриг в монахини свою законную жену, злополучную Евдокию. Он всерьёз собирался возвести любовницу на трон — и лишь опасаясь «набата» (то бишь народного возмущения — к немцам на российском троне в те времена православные ещё не привыкли), медлил почти десять лет.

А когда «вошёл в пору» (и мог позволить себе всё, что угодно, — сильным стал!), оказалось, что Анхен любит другого. И крутит с ним амуры под носом у Петра.

Истина вскрылась случайно: счастливый избранник Анны Монс, саксонский посланник Кёнигсек, утонул под Шлиссельбургом, свалившись в воду при переправе. Как дипломат, он мог иметь при себе секретные бумаги. Пачку писем, бережно хранимых Кёнигсеком на груди, выудили, высушили и передали Петру… который — вместо предполагаемой диппочты — обнаружил любовные послания своей Анны — сентиментальные, слащавые, глупые…

Любопытно, что связь Анны Монс с Кёнигсеком началась в то самое время, когда Пётр был… в Кёнигсберге! Он, инкогнито, работал на верфях, учился кораблестроению, фортификации, артиллерийскому бою и мечтал о том, как воздвигнет новую столицу — где будут такие же, как в Кёнигсберге, аккуратные дома, в домах появятся картины и фарфоровая посуда, люди научатся пить кофе и пиво, слушать музыку и танцевать под фисгармонию… Пётр был влюблен в Кёнигсберг — первый европейский город, который он увидел… А его фаворитка, увы, влюбилась в красавчика Кёнигсека — такого галантного, опрятного… так непохожего на «варвара» Петра.

Было бурное объяснение, Пётр обвинял изменницу в неблагодарности, плакал… потом благородно пообещал, что Анна ни в чём не будет нуждаться… и тут же «запечатал» её под домашний арест, без права посещать кирху. Три года Анна Монс безвылазно просидела в своём каменном доме, построенном в Немецкой слободе на деньги российской казны…

Гости охотно посещали «прекрасную узницу», и в их числе был Кейзерлинг, друг утопшего Кёнигсека. Немолодой, хромой, он посещал Анну на правах утешителя. А затем, как считают некоторые историки, братец Анны Виллем разыграл виртуозную партию: Анне он внушил мысль о том, что только Кейзерлинг может добиться от Петра снятия опалы, — а Кейзерлингу прозрачно намекнул, что Анна очарована мужскими достоинствами посланника Пруссии. Кейзерлинг сделал Анне Монс предложение. Она — утомлённая десятилетним положением фаворитки, таким высоким, но таким непрочным — была готова выскочить за любого, кто предложит ей достаток и место в обществе.

Кейзерлинг отправился к Петру просить согласия на брак, но… попал под горячую руку. Разговор с Петром (который накануне «зело поручкался с Ивашкой Хмельницким»… то бишь с похмелья был зол как собака) закончился потасовкой. Причём Кейзерлинг, над которым подтрунивал Меншиков, намекая на несостоятельность посланника в постели «подлой девицы Монс», с коей он, Меншиков, якобы и сам неоднократно «тешился», — обозвал Алексашку нехорошим словом по-русски и сцепился с ним врукопашную. Пётр пособил «другу сердешному», Кейзерлингу «напинали и наподдали» и даже спустили его с лестницы…