было уничтожено. Женские монастыри были переполнены отчаявшимися матерями, сестрами, невестами и женами погибших. В стране толпами бродили воинствующие, но ни на что не годные подростки, и просящие подаяние беспомощные старики. Надо было кончать войну, согласившись на любые условия, что было бы справедливо, так как мы сами были ее зачинщиками. Но Агомар и слушать об этом не желал. От злобы он весь почернел и метался по дворцу, словно тигр в клетке.

И вот однажды супруг сообщил мне, что придумал, как выйти из этого положения. Подробности его плана я узнала на следующий день от задыхающегося от негодования первого министра. Оказалось, на утреннем заседании военного совета король потребовал закрыть в стране женские монастыри, дряхлых старушек отправить в богадельни, а всех дееспособных монахинь согнать в войско. Чтобы окончательно выкорчевать из душ несчастных последние ростки женственности, Агомар предложил побрить их наголо. Видит Бог, он отлично понимал, в кого может превратиться женщина, возненавидевшая не только свою жизнь, но и свой собственный облик. Да! В качестве поощрения, король надумал дать право этим амазонкам не только грабить захваченные территории, но и угонять по одному рабу, чтобы использовать его в личных целях. Дабы пленники могли, не испытывая отвращения к лысым завоевательницам, исправно исполнять отведенные им роли, правитель приказал ослеплять их. К тому же, Агомар здраво рассудил, что слепой враг абсолютно безопасен, так как не способен к сопротивлению и его в любой момент легко прикончить.

– Просто чудовищно! – прошептал изумленный жрец.

– Я продолжаю, – сказала Кара, сделав большой глоток своего искрящегося напитка. – Наш военный советник осмелился возразить королю. Заявил, что такая армия недееспособна, так как позади нее всегда будет тащиться караван из враждебно настроенных инвалидов, со временем, возможно, еще и с грудными младенцами на руках. Агомар, к тому времени уже желтый от бешенства, заявил, что озверевшие от непрерывных грабежей и убийств самки, имея возможность таскать за собой только одного трутня, не будут с ним долго церемониться, а потому обоз будет всегда в два раза меньше, чем войско из опьяненных ненавистью, жадностью и жестокостью лысых амазонок.

Как Вы понимаете, уважаемый Галард, споры в военном совете довольно быстро получили огласку. Все женщины королевства почувствовали себя смертельно оскорбленными. Мало того, что они потеряли своих любимых, им было отказано даже в праве на почетную скорбь!

Страна бурлила от негодования, и тогда старший советник предложил Агомару покаяться и, взяв дорогие подарки, поехать к старику Вернаду просить прощение и умолять, чтобы тот снял свое проклятие с нашего рода. Возмущенный король собственноручно избил советника прямо на военном совете, а потом, прихватив личную охрану, двинулся в путь, чтобы убить своего бывшего друга, навсегда покончив и с ним, и с его ужасным пророчеством.

По дороге в Чертовом овраге, Вы наверняка помните, есть такой в Скалистых Холмах, у въезда во владения Вернада, отряд мужа застигла жуткая гроза. Мне рассказали, что это было похоже на Конец Света. Гром так сотрясал все вокруг, что лошади просто обезумели. Конь Агомара рванулся как бешеный, сбросил всадника, и в этот момент молния огненной стрелой, попав в шлем короля, пронзила его насмерть.

– Ужасная смерть! Просто кошмарная… Утешением Вам может служить только то, что Агомар погиб, как отважный воин. Пал, сраженный рукой Всесильного!

Тяжело вздохнув, королева продолжала:

– После смерти супруга моя жизнь превратилась в настоящий кошмар. Пока был жив муж, я страдала оттого, что он не любил меня. Однако, овдовев, я поняла – все мои переживания из-за неудавшегося брака, просто женские капризы. В полной мере я осознала это тогда, когда оказалась не только ответственной за судьбу отчаявшегося сына, над которым тяготело проклятье, но и единовластной правительницей разгромленного и нищего государства. В первую очередь я решила, что сделаю все возможное, чтобы сохранить жизнь своему мальчику. Хорошенько поразмыслив, я поняла, что поначалу должна любой ценой обезопасить его от внешних врагов. Мне нужен был мир, и я, сжав в кулак всю свою гордость и все свое самолюбие, послала к нашим противникам гонцов с просьбой о немедленном прекращении военных действий. Как ее расценили, я могла только догадываться. Но это уже не имело никакого значения. Во всяком случае, не прошло и недели после похорон Агомара, как для подписания мирного договора здесь, в моем дворце, собрались все короли, включая и правителя Тарании. Я была довольна. Но моя радость испарилась в тот момент, когда я, тихонько отодвинув драпировки на дверях зала, услышала речи прибывших. Зная о предсказании Вернада, они, в ожидании моего выхода, грубо пререкались из-за трона Альморава. Каждый хвастался тем, что, женившись на мне, приберет страну к рукам и станет основоположником новой правящей династии. Шестнадцатилетний Гарм никому не внушал опасения, все единодушно полагали, что избавиться от мальчика будет не сложно. Гораздо больше ненависти все питали к соратникам Агомара. Правители дружно клялись, что при первой же возможности вздернут их на центральной площади. К несчастью, я слишком хорошо знала присутствовавших, а потому отлично понимала, их угрозы не пустое бахвальство. Достаточно было одного моего опрометчивого шага, и я навсегда потеряла бы все, чем так дорожу: сына, друзей, королевство, подданных.

Через сорок дней после гибели супруга я собрала в его кабинете свой первый совет. Пригласив на него самых влиятельных советников, я сразу приступила к делу.

Для начала сообщила им о кровавых намерениях претендентов на мою руку, а потом пообещала, что сделаю все возможное, чтобы сохранить жизнь не только принцу, но и всем, кто воевал под знаменем мужа, не щадя себя. Я поклялась, что виселиц не допущу, а потому за время моего официального траура найду человека, который, став правителем Альморава, будет гарантом спокойствия в стране. Свои планы я объявила величайшей государственной тайной. Я боялась, что их огласка помешает мне восстановить обширную торговлю с теми королевствами, чьи правители надеялись в скором времени занять здесь место законного хозяина.

Через месяц соседи, с которыми я подписала почетный мир, открыли в центре столицы свои торговые ряды. Война быстро ушла в прошлое. Страна начала оживать. Женщины стали покидать монастыри, чтобы принять на себя заботы семьи, старики вспомнили о своем ремесле, подросткам тоже нашлись дела поважнее, чем бряцать оружием и сквернословить…

Я давно присматривалась к своему музыканту Зироку. Он нравился мне, так как был добр, ненавидел войну, ценил красоту во всех ее проявлениях, был человеком чутким, разумным и надежным. К тому же, он беззаветно любил меня.

Советники, узнав о моем выборе, поначалу были не только разочарованы,