Прохожие реагировали по-разному: кто с удивлением, а кто и со злостью. Одна бабуля покрутила у виска рукой.

Однако, выразив протест, Пашка не смог победить любопытство и на следующий день, предупредив на всякий случай старосту курса о своем отсутствии, все же отправился на встречу По указанному Николаем Николаевичем адресу располагался затерянный в переулках московской улицы Метростроевской неприметный, с виду ни разу за последние сто лет не видавший капитального ремонта, старинный трехэтажный особняк. Догадаться, что в этом районе коммуналок и доживающих свой век деревянных домов могло находиться учреждение, подведомственное КГБ, было трудно. Впрочем, будь Павел внимательней в то утро, он заметил бы три «волги», припаркованные у стены Зачатьевского монастыря. На крышах этих машин были установлены антенны, а номера с сериями «МКО» и «МКС» выдавали их принадлежность к специальной службе.

Лишь только Павел переступил порог дома, он понял, что его внешний антураж – маскировка. Внутри все было богато отделано мрамором и деревом, правда, в духе советских представлений о роскоши. На входе под защитой металлической решетки дежурил прапорщик. На аккуратном столике рядом с ним стоял телефонный аппарат без диска и какой-то предмет, напомнивший Павлу осциллограф.

– Здравствуйте, – поприветствовал его прапорщик. – Вы к кому?

– К Николаю Николаевичу. Семенов Павел Васильевич.

Охранник наклонился к «осциллографу», нажал там какую-то кнопку и извлек из прибора похожую на проездной билет карточку.

– Паспорт с собой?

Павел кивнул.

Проверив документы через решетку, прапорщик пропустил Павла, выдал ему карточку и, указав на лифт, произнес:

– Кнопка «этаж 5». Карточку надо вставить в приемник, и лифт откроется. Вас встретят.

Павла озадачила эта самая «кнопка этаж 5». Особняк-то трехэтажный.

«Может, у них тут каждый этаж поделен на два», – подумал Павел и, нажав кнопку в лифте, сразу понял, в чем дело.

Лифт поехал вниз.

Николай Николаевич встретил Павла как родного. Угостил чаем (по вкусу, к сожалению, это был все тот же «слоновий напиток»), предложил сухарики и печенье. Несмотря на подземное расположение, его кабинет не походил на бункер. Окна, конечно, не хватало, но все равно было достаточно уютно. Принадлежность хозяина «офиса» к Комитету выдавала статуэтка Феликса Эдмундовича и безупречный костюм. Павел не мог позволить себе хорошо одеваться, но очень хотел когда-нибудь выглядеть так, как некоторые американские актеры. Ему нравились в людях вкус, опрятность, даже щегольство. Он считал, что в этом скорее проявляется не тщеславие, а уважение человека к окружающим.

– Что вы так разглядываете меня, Павел Васильевич? – улыбнулся Николай Николаевич.

– Костюм у вас хороший. Я такие видел на членах Политбюро, когда они приезжали к нам в институт на встречу с ректором.

– Ну, это вы преувеличиваете. Членам Политбюро ЦК КПСС костюмы шьют на заказ в спецателье № 1 на Кутузовском проспекте руками самых талантливых советских портных. А мой костюм – французский ширпотреб, сработанный на фабрике товарища Пьера Кардена, каким-нибудь Жаном-Пьером, а не Иваном Макарычем. А что, внешний вид, на ваш взгляд, имеет значение?

– Нуда, конечно. С другой стороны, важно – какой человек, конечно. Это главное.

– Эх, юноша, сколько еще времени нужно потратить на то, чтобы убедить вас быть максимально точным в выражении своего мнения! Можно обойтись без всяких там «с другой стороны», «тем не менее», «хотя»? Страсть как не люблю я всех этих дел. Говори прямо. Если принял решение – делай. Пусть оно неправильное, но твое, время на колебания не трать. Если есть вопросы – задавай. Про однопартийную систему сморозил на семинаре, а про одежку говорить боишься, так?

Павел вздохнул. Все-то им известно. Стало неуютно, внутри рождалось возмущение этим всезнайством. Опять же разговор о Булгакове…

«И вообще, я им пока ничего не должен. Это ведь они меня заметили и первыми пошли на контакт».

– Да не боюсь я, – твердо ответил Павел и понял, что и правда не боится ни щеголя Николая Николаевича, ни прапорщика с пистолетом на входе, ни подземелья, расположенного на пятом этаже трехэтажного здания. – И вообще, – добавил он, – нет ничего выдающегося в том, что вам известна история с вопросом об однопартийной системе. Из-за нее меня в партию не приняли, это все знают. А преподносите информацию как нечто исключительное, чтобы произвести впечатление. Вот что я вам скажу: впечатление не произведено…

Николай Николаевич строго взглянул на Павла, встал, подошел к журнальному столику, на котором стояли чайник и вазочка с печеньем, налил себе полчашки и вернулся на свое место.

– Павел Васильевич, если вы догадались о намерениях собеседника, ну, например, о стремлении произвести впечатление, как вы выражаетесь, мой вам совет: не спешите говорить ему об этом. Знание – оружие. Тайное знание – сверхоружие. Это касается даже мелочей. Ясно?

– Мне это пригодится?

– Думаю, пригодится. – Николай Николаевич открыл ящик письменного стола, достал оттуда видеокассету и протянул ее Павлу – У вас есть возможность взять у кого-нибудь видеомагнитофон на вечер?

– Да, – немного подумав, ответил Павел.

– Посмотрите внимательно, потому что нам предстоит детальное обсуждение этого важного материала.

– А что это?

– Это? А, да это кино. «Звездные войны», эпизоды пятый и шестой.

Когда Павел ушел, чекист поднял трубку телефона, набрал четыре цифры. Дождавшись ответа, бодро отрапортовал:

– Привет тебе, Ян Иваныч. Докладываю: повозиться придется, но парнишка обучаем. Надо вытаскивать его к нам, поработать над здоровьем слегка и одновременно как-то протестировать его поджилки. Если сломается, значит, я ошибся. Что? Да. По самой строгой шкале проверяй. Но, по-возможности, без членовредительства. А я пока займусь нашим вторым. Мое мнение, говоришь? Не знаю… Не трус, хотя надо подумать, как бы ему прибавить решительности. Главное, он совсем чист, по всем статьям нашим годен. Я бы сказал даже, он мне нравится. Широкий кругозор, не идиот и не из идейных карьеристов. Если не будет делать глупости, воспитаем из него кадр на миллион рублей. Как вы сказали? А… да, согласен с вами, лучше на миллион долларов.

Николай Николаевич повесил трубку и взглянул на казенную статуэтку Дзержинского. Феликс строго смотрел на него оловянными глазами.

Пашка, выйдя на волю, вздохнул полной грудью и подумал, что никогда больше не вернется в это здание, где под прикрытием то ли коммуналки, то ли «Дома быта» трудятся опасные своей хитростью сотрудники самого неприятного в стране ведомства. В этот миг он отчетливо осознал, как свободен и оттого счастлив, в отличие от Николая Николаевича, прапорщика у дверей и вообще всех этих людей, вынужденных постоянно жить в напряжении, доказывать кому-то свою лояльность, оглядываться по сторонам, взвешивать каждый поступок и каждое слово.