Когда до дома оставалось всего ничего, дождь прекратился, и небо, словно по мановению руки, стало чистым и безоблачным. Засверкали первые звёзды. И я, насквозь промокший, но удовлетворенный, отправился готовиться ко сну.

Любовь

Обычный дождливый октябрьский вечер. Холодная окраина одного из многочисленных провинциальных городков, щедрой горстью разбросанных на всём постсоветском пространстве. Уже который день дождь лил, не переставая. На четвёртом этаже старой советской пятиэтажки горел среди всего этого серого мрака ярким жёлтым светлячком горела старая лампочка.

Это была крохотная, как пуговица, квартира, состоявшая из одной комнаты, бывшей одновременно и спальней, и гостиной, а так же маленькой тесной кухни, в которой и горела та самая лампочка. На грязной плите звонко посвистывал чайник, а на столе, стоявшем рядом с большим окном, стояла открытая бутылка красного вина и два полупустых бокала. На свист откуда-то из полумрака спальни, пошатываясь вышел парень лет двадцати трёх, уже немного навеселе. Погасив синее пламя конфорки, он крикнул в темноту комнаты.

— Ань! Тебе, как обычно?

— Да! Только размешай сахар, а не как в прошлый раз! — раздался женский голос из темноты. Парень ухмыльнулся, отставил бокалы и достал из шкафчика, висевшего чуть в стороне от плиты, две большие кружки- чёрную и красную. В обе кружки он закинул по пакетику дешёвого чая и поспешно залил кипятком. Потом открыл пачку сахара- рафинада и закинул в чёрную кружку две, а в красную- четыре кубика сахара. Через несколько мгновений тишину квартиры прервал звон чайной ложки о стены кружек, а через полминуты парень уже нёс кружки с дымящимся чаем в комнату и поставил красную кружку на маленький кофейный столик у кровати, а чёрную оставил держать в руке.

— Спасибо, Влад. Может, откроем занавеску? Совсем темно. — нежным голосом произнесла девушка, что лежала на кровати. Влад молча кивнул и пошёл к противоположной от кровати стене. Одним взмахом отбросив пыльную тяжёлую занавеску, он посмотрел в окно и хмыкнул.

— Не особо светлее стало, да? — с этими словами он отхлебнул чай из кружки. За окном расстилался вид на мокрый серый город, покрытый густым одеялом тумана. Было слышно, как капли дождя с грохотом разбиваются о крышу и текут по сточным трубам. На минуту Влад задумался о чем-то своём, глубинном, глядя куда-то за горизонт, но из оцепенения его вывел голос Ани.

— Ты чего завис?

— Да я сам не знаю, если честно. — выдохнул Влад. — Давай магнитофон включим что ли… — будто бы отмахнувшись, сказал он. Аня потянулась к старому пыльному магнитофону, вставила кассету, валявшуюся здесь же, у ножки кровати, и нажала на кнопку воспроизведения. Через секунду комната наполнилась музыкой. Играло что-то из Агаты Кристи.

— Самое то, хех. — хмыкнул Влад, допивая свой чай. Присев на край кровати, он бросил взгяд на Аню. Худая, обнажённая девушка с бледной кожей и тонкими запястьями. Рыжие кудри до плеч, веснушки на плечах, лице и груди, большие грустные глаза цвета василька, милый курносый носик… Она громко сёрбала из своей чашки, держа её обеими ладонями, как если бы у кружки не было ручки. Влад едва заметно улыбался, наблюдая за ней. Он смотрел на неё и как бы невзначай отметил про себя, как ему нравится видеть её голой. Молодое горячее тело, бледная нежная кожа, потрясающие локоны волос, что пахли её любимым шампунем с запахом сирени… Он вглядывался в её аккурантые нежные черты. Черты чудесной семнадцатилетней девочки, ещё не закончившей школу. И как же он был счастлив, понимая, что этот божественный нежный цветок принадлежит лишь ему одному… Он был её первым мужчиной. Это льстило. Это рождало дикое желание, смешанное неимоверной мужской гордостью. Но в глубине души он понимал и знал, что он будет далеко не последним в её долгой жизни. Он знал это, но гнал прочь эти крамольные мысли. Потому что то, что будет дальше, его мало интересовало. Ведь дальше, через каких-то пару лет его самого уже не будет. И его не будет волновать ни то, кому достанется эта убогая халупа, в которой он живёт, ни судьба этой чудесной девочки, что делит с ним постель, ни что бы то ни было ещё. Опухоль перечеркнула всё. Да, банальная история, каких сотни тысяч. Злокачественная опухоль, которую наши славные врачи нашли слишком поздно из-за устаревшего оборудования. Причём нашли на обследовании уже в армии, когда он отслужил уже половину службы. Но кроме него и врачей, поставивших диагноз, о его приговоре никто не знал- родителям было не до него, они были слишком заняты изменами и взаимными обвинениями в адрес друг друга. Они купили ему эту захудалую квартирку на всеми богами забытом краю города, но он был благодарен им и за это, ведь многим даже такое не светит. А кроме родителей близких у него больше и не было. Ни друзей, ни родственников. Анька, разве что. Он уже и не помнил, как они познакомились, хотя прошёл всего лишь год с их знакомства. Да и важно ли это сейчас? Конечно нет, чёрт возьми. Сейчас было важно лишь то, что среди всего этого дерьма, мрака и ужаса окружающей действительности он сидел и видел не грязные улицы, жестокий ливень или отчаяние, боль и нищету. Он видел ЕЁ. Лучшую на свете. Красивейшую, нежнейшую, потрясающую. Девушку, которая сейчас была для него всем. А после того, как Влад узнал о болезни, для него больше не было ни прошлого, ни будущего. Для него теперь отныне и до конца было только СЕЙЧАС. И ничего больше. В отличие от большинства своих братьев по несчастью, болезнь не обескуражила его и не лишила воли к жизни и к борьбе, а наоборот, освободила. Страха больше не было. Боль тоже перестала что-то значить. Он знал, что ему осталось немного, и в любом случае его ждёт неотвратимый и скорый финал. И то знание освободило его Я. Освободило от всего, что мешало ему. От принципов, правил и прочих вещей, которыми так любят защищаться от самих себя обычные люди. И это знание, memento mori, целиком и полностью изменило его. Он порвал все старые контакты и прервал любую связь со своим прошлым и раскрылся настоящему. На постоянную работу не устраивался, перебивался одноразовыми халтурками, потому что очень ценил своё время. С детства он мечтал стать фотографом, и теперь его мечта стала реализуемой с помощью отличного фотоаппарата, который он обменял на какие-то драгоценности. На дворе