уцелевшие фотографии и открытки, походы на болота поздней осенью, где каждый из нас вытаскивал другого из трясины по нескольку раз, игра в хоккей на хрупком льду маленького пруда… Тогда Олег, самый высокий и тяжёлый из нас, провалился под лёд. И мы едва-едва смогли вытащить его. Помню, ему тогда здорово влетело. Эх, были времена…

А этой ночью, в конце августа, мы собрались здесь, чтобы попрощаться. Как я потом понял- навсегда. Дело в том, что в конце августа Олег возвращался домой в Питер, а здесь он просто гостил у бабушки летом. Я возвращался в родной дом в шестидесяти километрах отсюда, потому что мои родители помирились, и мама забирала нас со съемной квартиры назад, в мою родную деревню. У Яны начиналась учёба в интернате, а у Лены был последний, самый напряжённый год перед экзаменом, как и у Тимура, потому что они с Леной учились вместе.

Расположившись поудобнее, мы разожгли костёр на берегу. Пока я и Яна собирали в рощище неподалёку хворост, Тимур и Олег насаживали мясо на шампуры, а Лена настраивала на слух свою старую потрёпанную гитару. Я был тайно влюблён в Лену в то время и не упускал шанса бросить на неё взгляд исподтишка. Конечно же, это заметила Яна, когда увидела, как я смотрел в сторону Лены, когда мы собирали хворост наощупь в темноте.

— Не про тебя она, Ив. Ты ей не нравишься. — с сожалением сказала она. — Да и к лучшему это, поверь. Тебе нужна домашняя девчонка и помладше. А у неё таких, как ты- миллион. — сказала она. Я ничего не ответил. А что тут ответишь? Она была права. В глубине души я понимал это. Лена была на два года старше, курила, грубила. А я в те годы был паинькой. И так и не осмелился признаться ей в чувствах. Как выяснилось позже- не зря. Иногда лучше опоздать на последний автобус, как говорится.

Когда хворост был собран, а по округе разносился манящий запах шашлыков и речного ила, мы наконец-то сели полукругом у костра.

Ночью с реки тянуло прохладой, и над водой медленно поднималась лёгкая белая дымка. Где-то в камышах был слышен тихий плеск воды, а вдалеке при неверном свете месяца из водной глади на доли секунды выпрыгивали рыбки, чтобы тут же нырнуть обратно. В поле, что было позади, громко стрекотали сверчки. В дубовой роще слева от нас кто-то громко копошился в листве. Греясь у костра, я то и дело переводил взгляд на Лену, в звёздное небо и снова на огонь. Когда шашлыки были готовы, мы начали накладывать их в одноразовые тарелки и передавать их друг другу. Олег тем временем нарезал каждому по паре кусочков хлеба. Помнится, мясо было очень вкусным. Томлёное на диком огне, маринованное, сочное- Тимур знал толк в приготовлении отменного шашлыка. В перерывах между поеданием шашлыка с хлебом, мы вспоминали наши старые проделки и громко смеялись.

Обычно я чувствую себя неуютно, когда нахожусь в компании людей, но с этими ребятами мне было хорошо. Когда с шашлыком было покончено, Лена начала играть на гитаре славные старые песни. Мы были детьми, но уже тогда нам была присуща ностальгия. Ну, знаете, такое странное чувство, когда ты скучаешь по временам, которые происходили задолго до твоего рождения? Вот и у нас было что-то похожее. Мы хором пели песни "Фактор 2", "Сектор Газа", даже "Короля и Шута" пытались напеть, но я тогда не любил рок и не знал их песен. Поэтому всё это время я просто пялился на Лену. На её рыжие локоны, блестевшие в свете огня, многочисленные веснушки на её продолговатом лице, светло-карие широкие глаза и тонкие губы. Это была детская влюбленность. Искренняя. Настоящая. Но в то же время слепая и глупая. И сейчас, спустя столько времени, я понимаю, что хорошо, что тогда у нас не сложилось.

Когда мы устали петь, Света достала большой термос и железные кружки, каждая из которых вскоре наполнилась ароматным ягодным чаем. Взяв кружки, мы встали и дружно чокнули кружками над костром и начали пить чай. Сладкий, с кусочками малины, вишни и земляники, он напоминал горячий компот. Чая лучше я не пробовал.

Когда же кружки и термос стали пусты, настало время баек у костра. Каждый рассказывал свою страшную интересную историю. Самые страшные истории нам рассказал Олег, который читал множество жутких историй из детства. Закончили мы лишь тогда, когда хворост кончился и костёр погас. Дело было уже далеко за полночь. Когда истории закончились, я предложил спеть старую песню, которую мы услышали когда-то давно, в начале нашей дружбы. Она называлась "Через тысячу лет опять вместе". И я был очень рад и удивлён тому, что они согласились спеть её хором. И когда мы, пятеро, все вместе, взявшись за руки, слились в песне, когда наши голоса стали одним единым голосом, я вдруг почувствовал непередаваемый экстаз, покой и лёгкость. Будто я вернулся домой, где меня любят и ждут после бесчисленных скитаний. В тот момент по моей спине бежали мурашки, а в груди нарастало странное, но очень приятное непередаваемое чувство огромной любви к себе и к самой Жизни. И в тот момент, я клянусь, мы были частью Вечности. Когда мы закончили петь, каждый из нас чувствовал жуткую усталость. Но усталость эта была светлой и даже радостной, несмотря на то, что каждый из нас в глубине души догадывался, что это наша последняя в жизни встреча.

Расходиться домой мы не стали, уснули в спальных мешках, расстеленных рядом. В ту августовскую ночь сон долго не шёл, но когда усталость окончательно взяла верх, я провалился в объятия Морфея. Мне снился беспокойный сон. Будто я был в горящем доме и видел, как в разных его комнатах медленно сгорают мои друзья. Тогда я не придал этому особого значения и быстро забыл его. Понимание пришло гораздо позже, спустя целых одиннадцать лет.

Мы все сгорели в том доме. А домом тем была наша дружба. И, как и во сне, последним сгорел я.

Я много лет не появлялся в посёлке, потому что было множество дел и вещей, которые держали меня в моей деревне. С друзьями я тоже потерял связь, ведь в то время ни мобильников, ни соцсетей ни у кого из нас не было. Потом же, каким-то случайным образом я узнал, что Олег стал юристом, одним из лучших в своём деле, и улетел в Штаты.