По дороге домой, вгрызлась зубами в сочный «БигМаг» и едва не застонала от удовольствия. Это моя первая горячая еда за пару прошедших дней. Мой голодный желудок ворчливо заурчал, как бы говоря, что это неправильно, но с первым вкусным кусочком благодарно успокоился.

* * *

Когда сегодня утром я вышла на кухню, в доме ещё спали. На плите всё так же одиноко стояла кастрюля, а на столешнице бутылка вина, бокалы и тарелки с засохшими остатками еды. Пришлось смахнуть их в мусор, как и пропавшее содержимое кастрюли, которое ещё вчера так восхитительно пахло – слишком много грустных мыслей это вызывало – непростительная расточительность по отношению к еде.

Загрузить всё в посудомоечную машину было бы проще, но я предпочла вымыть руками. Так привычнее. После чего протерла столешницу и плиту.

Я делала это не для того, чтобы кто-то заметил, просто, определение «иждивенка» накрепко засело в моей голове и, прибравшись на чужой кухне, я чувствовала себя чуточку лучше.

* * *

Сегодня парковка у дома Хантера встретила меня неожиданно пустой. С моих губ неконтролируемо сорвался рваный вздох облегчения.

Мне бы не хотелось этой ночью вновь стать свидетельницей…

Я всё ещё оставалась в машине, сжимая руками руль, желая лишь одного – снова вывернуть на улицу и поддать газу, но ночевать в машине не вариант.

Зажмурившись, ощутила, как щёки опалило жаром. И не только щёки. Воспоминания о подсмотренном были ещё свежими. До сих пор перед глазами картина – мужские руки скользят по длине женских ног, сжимают бёдра; сильно; слишком. Но сейчас я даже анализировать это не хочу, ощущая, как низ живота снова сжимается в непривычном для меня томительном спазме.

Войдя в дом, я остановилась в холле. Меня встретила тишина. Всепоглощающая. В этот раз не было слышно ни шорохов, ни звуков. На кухне царила абсолютная чистота и темнота, лишь свет встроенных на террасе ламп бликовал на нержавеющей стали; раздвижное панорамное окно было закрыто.

Высокая влажность воздуха с наступлением темноты не исчезла. Она словно опустилась мне на плечи, прибив к телу мокрую форменную одежду, в которой я вернулась домой. Распущенные волосы отяжелели, потемнели и свисали вниз, облепив лицо и шею, будто душили, но для того, чтобы их убрать, нужно было пошевелить рукой, а на это у меня банально не оставалось никаких сил.

Но перед сном мне просто необходимо было принять душ. Я очень надеялась, что проблем с этим не должно было возникнуть.

Тихо нырнув к себе в комнатку, я схватила пижамные шортики и длинную майку Нейла, которую таскала дома так давно, что уже и не помнила, скорее, с тех пор как мне исполнилось шестнадцать. Он считал, что это будет очень романтичным, если я буду спать в чем-то, что принадлежало ему. И да, так оно и было, пока мы были юными и глупыми влюблёнными. Правда, с тех пор мы расстались, мои формы немного округлились, и она стала на мне не так свободна, но привычка использовать её вместо пижамы у меня осталась. И дело было уже не в парне.

Прошлепав босыми ногами по тёплому серому мраморному полу, я, миновав кухню, оставила майку и шорты в гостевой душевой. Тишина и темнота в доме успокаивали и манили на подвиги, плюс любопытство, которое мне тоже было свойственно – это была моя третья ночь в доме Хантера, а я ещё ни разу не выходила на террасу к бассейну.

Осторожно, теперь приподнявшись на носочки, я вернулась назад и совсем чуточку приоткрыла окно. Оно тихо скользнуло в сторону по направляющим рельсам, а медленно остывающий ночной воздух пробрался под тонкую ткань форменного «поло», надетого на голое тело, от чего каждый невидимый волосок на коже восторженно встал дыбом.

После душного дня террасная доска всё ещё оставалась горячей. Я осторожно коснулась её кончиками пальцев, словно искала место, но решительно сделала шаг вперед и ступила через порог.

Электрические споты освещали только верхнюю площадку – широкие ступени вниз и сам бассейн оставались в потёмках – можно обойтись и без подсветки, если нет желающих искупаться. Черная вода в нём была неподвижной. Окружающая темнота не позволяла различить детали, но не угнетала, а, напротив, расползлась по внутридомовой территории такой бархатно-желанной непроницаемой тайной.

Я вздрогнула от неожиданности, когда пальчиками ноги погрузилась в воду – приятный телу холод прокатился от кончиков волос до пяток. Втянула сквозь сжатые губы воздух. Тотчас захотелось разбежаться и нырнуть с головой, не раздеваясь. Как будто это могло бы решить все мои проблемы.

Тихий звук слева привлек мое внимание. Я резко повернула голову и увидела тёмный силуэт, который двигался в мою сторону. Испугаться не успела. Хантер, а это был именно он, вбежал по ступенькам на освещённую террасу, но, увидев меня остановился и спокойным шагом спустился вниз.

И снова у него был голый торс. Спортивные шорты низко сидели на узких бедрах, подчеркивая рельефный квадрицепс ног.

Я негромко чертыхнулась. Но, конечно, полуголый вид оценила. Он был невыносимо хорошо сложен.

– Ты вернулась, – вместо приветствия сказал он и сделал пару глубоких вдохов.

По всей видимости, после длительной пробежки, потому что его грудь часто вздымалась и блестела от пота.

Он остановился рядом, наблюдая за мной из-под полуопущенных ресниц.

– Моя смена только что закончилась, – ответила я, изо всех сил стараясь смотреть только ему в глаза.

– Значит, ты нашла работу?

– Да. Ещё вчера.

– Конный клуб «Аделанта». Ты девушка из обслуживающего персонала, – он просто констатировал факт и посмотрел мне в глаза.

– Откуда ты…?

– Белые юбка-шорты и рубашка «поло» с логотипами клуба, – он потянулся к моей груди, чтобы обвести эмблему, но в последний момент передумал, поднёс руку к моим губам и, большим пальцем, быстро вытер с них неяркую блестящую помаду. – Это тебе не идёт.

Краска тут же залила щеки и шею. Стыдливо. Осторожно. Не дыша. Я сделала шаг назад, увеличивая расстояние между нами.

– С таким свежим лицом ты там, наверняка, бешеные бабки зарабатываешь.

Неприкрытая насмешка в его голосе, но не в глазах, неприятно щекотала нервы.

Я совсем не была уверена, что услышала его правильно, поэтому переспросила:

– Что?

Он промолчал. Понятно. Не ошиблась. Я лишь пожала плечами:

– Если тебе станет от этого легче, могу обрадовать, что меньше чем через месяц я смогу съехать отсюда.

Короткое молчание повисло между нами. Я видела, как он смотрит на меня. Видела и боялась даже дышать.

Он ответил не сразу:

– Да, наверное. Должно стать легче.