Пруденс была так ошеломлена, что даже слова сказать не могла. В этой шляпке она выглядела так, как всегда мечтала: изысканной, немного взбалмошной и почти красивой.

— Я беру ее, — наконец проговорила она, даже не поинтересовавшись, сколько шляпка стоит.

— Наденьте ее прямо сейчас, — предложил Даммлер. — Бросьте старую шляпку в корзину, Фанни. Или вы хотите взять ее с собой, мисс Маллоу?

Пруденс не совсем потеряла голову. Она решила не выкидывать старую шляпку, но с несвойственным ей легкомыслием взяла и простую шляпку из соломки, и вторую, цвета волны и попросила прислать счет на Гросвенор-сквер.

— Прекрасные приобретения, — поздравил ее лорд Даммлер. — Итак, куда едем, чтоб показаться в обновке? Не рискнуть ли в парк?

Пруденс готова была пойти на такой риск, но опасалась, что Даммлер шутит. Они проехали по Бонд-стрит, но Пруденс не отважилась выйти из кареты и прогуляться, чтобы покрасоваться в новой шляпке.

Она чувствовала, что если головы представителей мужской половины оборачивались на них, то они, так или иначе, смотрели и на нее, а не только на ее спутника. Про женщин говорить нечего, те, разумеется, видели только Даммлера.

— Теперь ваши ухажеры вцепятся друг другу в глотку, — подтрунивал он над ней. — Кларенсу придется забаррикадировать двери.

В следующую поездку, а их прогулки приобрели регулярный характер, Пруденс надела простую соломенную шляпку. Пришедший на следующий день счет был умопомрачительным, но и шляпки дорогого стоили. Кое-какие деньги благодаря экономной жизни у нее имелись, так что долговая яма ей не грозила.

Даммлер склонил голову набок и воскликнул:

— Шик! Если так пойдет и дальше, все решат, что вы мое новое увлечение. — Это замечание сопровождалось смехом, должным подчеркнуть понятную им обоим смехотворность самой такой идеи.

Пруденс подхватила смех, но смеялась не столь искренне, как он. Она легко выпорхнула из дома, хотя его шутка задела ее за живое.

По мере углубления их знакомства менялись и их отношения. Даммлер и с самого начала не проявлял к ней особого благоговения. Сперва он оценил книги мисс Маллоу и ее ум. Затем его восхитил ее здравый взгляд на вещи, острый язык и умение не подавать виду, что его былые (и нынешние) любовные истории, которые он так колоритно ей описывал, шокируют ее. Когда же она стала надевать новые шляпки, он нашел, что она очень миловидна, хотя и несколько старомодна. Они часами могли беседовать и веселиться. Но если бы кто-нибудь сказал ему; что они идеальная пара, Даммлер был бы потрясен.

Многие друзья спрашивали его, как зовут его новую пассию, и каждый раз он отмахивался, говоря, что это чисто профессиональное знакомство.

— Это новая писательница, открытая Марри; она сейчас очень модная, — объяснял он.

На самом деле и Марри стал относиться к ней с еще большим вниманием, после того как Даммлер заинтересовался ею.

— Значит, вы прочитали ее замечательные книги? И правильно сделали. Я так от них в восторге.

Подобные отзывы служили гораздо большей рекламой и книгам, и их автору, чем сотни менее восторженных поклонников. Романы мисс Маллоу занимали первые места в списках самых разбираемых книг в публичных библиотеках, и многие дамы с охотой приобретали ее томики.

Однажды, выходя из дома Хетти, лорд Даммлер столкнулся с одним знакомым. Это был мистер Севилья, набоб, с которым у Хетти были дружеские отношения. Даммлер подумал, что у тети странный вкус.

— О, Даммлер, как поживаете? — спросил Севилья.

— Великолепно. Что новенького?

— Да так, ничего особенного. Кстати, кто эта новая прелестная девочка, с которой вас видят в последние дни?

— Вы говорите о мисс Маллоу? И никакая она не девочка, она леди. Это чисто профессиональное знакомство — она романистка. Удивительная умница.

— Ах, вон оно что. Значит, она не ваша новая пассия?

— Откуда вы взяли! Нет, конечно. Наверное, вы видели меня с Сайбл. Вы ведь были в опере вчера вечером. — Лорд Даммлер проводил с мисс Маллоу дни, но вечерами встречался со своими старыми приятелями.

— Да, я видел вас, но с каких пор вы ограничились одной?

— О, Сайбл, она даст фору двум.

— Что правда, то правда. Сайбл стоит того. Действительно, славная малышка. Так вы говорите, эта мисс Маллоу писательница?

— Да… — Даммлер назвал ее книги. — Замечательная женщина. Лучшая писательница наших дней.

— Хотелось бы с ней познакомиться.

— Как-нибудь устрою, — пообещал Даммлер, но про себя подумал, что этому не бывать.

Наконец настал день, когда Пруденс получила приглашение на светский раут. Оно пришло от леди Мелвин, всегда охотно приглашающей в свой салон новые таланты. На эти приемы съезжалось вдвое больше гостей, чем могли принять ее комнаты. Пруденс была в ажиотаже; к тому же с этим приглашением не все было просто. На карточке стояло только ее имя; леди Мелвин не была знакома с ее матерью и дядюшкой. Она, конечно, не маленький ребенок, но ехать одной, без сопровождения, на такое важное светское событие было немного страшно. Что, если она приедет и, кроме хозяйки, не увидит ни одного знакомого лица? Да и саму хозяйку вдруг не узнает? Она вообще удивилась, что леди Мелвин запомнила ее имя. Тут, конечно, не обошлось без Даммлера. Был и еще один щепетильный момент: мать и дядюшка Кларенс были уверены, что она едет с Даммлером. Ей не хотелось их разубеждать; чего доброго, они решили бы, что ей лучше остаться дома, а то и того хуже: дядюшка с радостью предложит свои услуги в качестве сопровождающего лица,

Даммлер, насколько ей было известно, должен был написать пьесу для «Друри-Лейн» и заходил не так часто, как прежде. Настал день бала, и, хотя Пруденс послала свое согласие посетить его, да и новое платье было готово, она была вся как на иголках и боялась, как бы в самый ответственный момент у нее не разболелась голова. Пробило три часа. Никакая работа, разумеется, не шла на ум, и она сидела одна в своем кабинете, украшенном не только книжными полками, но и портретами знаменитых писателей. Пока Пруденс предавалась светской жизни, дядюшка Кларенс не терял времени даром. На восточной стене висели Шекспир и Милтон, в проеме между окнами — Аристотель; все взирали на нее с загадочными улыбками, витающими в уголках губ; все были изображены по пояс со сложенными руками, перо или книга символизировали их творческое призвание. Изобретательность дядюшки Кларенса вложила в руку Шекспира свечу, что, несомненно, должно было означать драму как приложение его гения. Пруденс смотрела как раз на эту свечу, когда служанка сообщила, что пришел лорд Даммлер. Маркиз уже стоял у нее за спиной, он вообще мало внимания уделял формальностям.

— Благодарю, — бросил он через плечо Розе, входя в кабинет. — Помешал гению в трудах? Надо поставить на стол блюдо с яблоками, чтобы запускать ими во всяких непрошеных гостей вроде меня, вламывающихся без приглашения и нарушающих ваш покой. Мне удалиться? Могу вернуться попозже, только скажите, когда именно.