– Сейчас, – Дон вздохнул. Напоминание о лестнице тем не менее перевесило чашу весов.

Он порылся в бумажнике и извлек оттуда фотографию Мишель, стоящей посреди газона, в голубом сарафане, с крокетным молотком в руках, в шляпе с опущенными полями, затеняющими лицо.

– Мать Мария, какая красотка, – почтительно протянул Рамирес. Он пододвинулся к Киндеру и показал ему фотографию.

Киндер мастерски подбросил нож и спрятал его в складках серапе. Затем поднялся, размял мощные плечи и смерил Дона взглядом, исполненным холодной ненависти:

– Ну и какого хрена мы ждем?

Их троица спустилась вниз. Киндер шел впереди, освещая путь бензиновой лампой, Дон следовал за ним, а замыкал шествие Рамирес, постукивавший клюшкой для гольфа по ладони. Они вышли на улицу, окунувшись в ночную сырость, пересекли улицу, затем пустырь и оказались перед запертым гаражом, который Киндер открыл своим ключом. Внутри обнаружились островки брезента, какие-то механизмы, разбитые машины. Киндер сдернул мешковину с вишневого «кадиллака» с откидным верхом. Дон расположился сзади. Рамирес занял переднее сиденье, а Киндер сел за руль. Они с Рамиресом начали переговариваться по-испански, изучая в свете приборной панели расписание поездок, предоставленное секретарем профессора Трента.

Рамирес присвистнул:

– Amigo, тут упоминаются довольно сомнительные места. Ты уверен, что твоя жена могла туда отправиться?

– Нет. Это список поездок Трента. Она поехала с ним осматривать руины.

– Я не понимаю. Он любовник твоей жены?

– Господи, да нет же. Послушайте, они просто друзья. Даже не друзья – коллеги – ну вот как полицейские, понимаете?

– Но, чувак. Эти места… Окей, окей. Хозяин барин. Бенни отвезет нас куда надо. Да, Бенни?

Киндер вдавил педаль газа, двигатель «кадиллака» взревел, ветер хлестнул по волосам Дона и резанул глаза. Огни большого города не приблизились, а, напротив, расступились и отодвинулись назад, пока рычащая машина неслась сначала под чередой мостов, а затем стала подниматься по серпантину, обвивавшему крутой склон. Вершину холма венчала кучка многоквартирных корпусов и лепящихся друг к другу цементных коробок с рифлеными жестяными крышами. Львиную долю квартала занимала развалюха, в которой опознавался бар. На пустыре, на дороге, в кювете под произвольными углами были припаркованы машины. Вокруг толпились люди, которые либо выпивали, либо кувыркались в пыли, то ли занимаясь любовью, то ли сцепившись в драке – трудно было сказать наверняка; десятки людей восседали на крыше, как птицы на проводах, свесив босые ноги перед выключенной неоновой вывеской, на которой значилось «Casa del Diablo»[13]. Свет шел от звезд, а также из проема дверей в форме летучей мыши и от укрепленного на шесте факела, пламя которого придавало сцене средневековый вид.

Дон решил, что вышла какая-то ошибка.

– Не может быть, – произнес он.

Киндер припарковал машину посреди дороги. Больше было попросту негде.

– Все будет хорошо, – сказал Рамирес и перемахнул через борт «кадиллака», придерживая рукой тюрбан.

Он нетерпеливо покрутил рукой, подгоняя Дона:

– Не отставай от взрослых собак, amigo. Это место не для щенков.

– Я уверен, что моя жена не могла сюда приезжать.

– Не бойся, щеник. Никто не оттяпает тебе голову, пока мы с Бенни на твоей стороне. Держись поближе, цепляйся за стену – тут лететь придется еще дальше, чем с той проклятой лестницы.

Рамирес ухмыльнулся, ухватил Дона за плечо и потянул вперед. Они прошагали по грязи, толкнули створки дверей и очутились в плавящемся, туманном царстве багряного света и дыма, который клубами поднимался над очагом и заволакивал все вокруг кровавой пеленой, превращая посетителей, битком набитых в эту раскаленную печь, в призрачные тени. Тени оторвались от своей выпивки, блуда и игры в кости и уставились на Дона. Одноглазая желтая псина рванулась к нему, обнажив гнилые клыки и вывалив язык, и оторвала кусок мякоти от его ноги, осуществив затаенное желание толпы. Раздался смех, и смолкшие было гитары и трубы зазвучали вновь. Он оплатил входной сбор собственной плотью.

– Ха-ха, Бенни, из него кровь хлещет, как из недорезанного поросенка. Ты бы просушил это дело, amigo. Эти твари все сплошь бешеные. Собаки тоже, ха-ха! Ну-ка, отстегни мне бабла чуток, – Рамирес схватил купюры, которые, не глядя, протянул ему Дон.

Дона посадили на стул в углу, и он, шипя сквозь зубы от боли, попытался промокнуть носовым платком проступавшую через штанину кровь. Крови, однако, было слишком много.

– Ay caramba![14] А бобик-то отгрыз приличный кусок, – Рамирес сунул Дону в руку бутылку теплого пива. – Пей. Помогает!

Дон отпил, и в это время Рамирес с хихиканьем ливанул виски из открытой бутылки прямо на кровоточащую рану. Белое пламя заплясало тарантеллу в мозгу Дона, и он чуть было не опрокинулся на спину вместе со стулом. Рамирес не дал ему упасть.

– Ч-ш-ш, amigo. Не показывай слабость. Надо быть сильным, надо иметь cojones[15]. В этом городе человек человеку волк, ха-ха.

У Дона уже не осталось ни малейшего сомнения, что он облажался на полную катушку со всей этой затеей. Вместо того чтобы вовремя дать задний ход, продолжил рыть носом землю. Он прижался к столешнице покрытым испариной лбом и мысленно взмолился, чтобы боль в полыхающей огнем ране отступила, хохочущие гиены исчезли с лица земли, и весь этот затягивающий ужас растворился без следа, оказавшись всего лишь ночным кошмаром. Но ничего не произошло. Вместо этого Рамирес массировал ему плечи, не выпуская из свободной руки бутылку, поглощая текилу в нечеловеческих объемах и услаждая слух Дона душераздирающим исполнением мексиканской колыбельной.

Вернулся Киндер, ведя за собой двоих мужчин.

– Хорошие новости, гринго. Эти парни знают, куда поехали chica[16] со своим дружком.

– Да не дружок он ей, черт возьми!

– Чего?… Слушай, нам тут серьезно повезло, – Рамирес встряхнул Дона, не проявив при этом особенной нежности. – Открывай глаза, соня. Тут Клаббо и Гюнтер пожаловали с хорошими новостями. Гони бумажник.

Он вытянул остаток наличных и запихнул сдувшийся бумажник в карман Доновой рубашки. Бросив взгляд вниз, он печально покачал головой при виде крови на полу.

– Ёлки, он реально тебя цапнул. Тебя надо к ветеринару.

Клаббо оказался седоволосым кубинцем в белой рубашке и с ракушечным ожерельем на шее – Рамирес объяснил, что его друг спасался в Мексике от преследования кубинских революционных властей. Гюнтер был европейцем. У него были почти такие же длинные волосы, как у Киндера, только грязно-русого цвета, и густая кудрявая борода. В своей кожаной куртке и кожаных брюках он напоминал остгота, вышедшего прямиком из машины времени, в точности как на рисунке Фрэнка Фразетты [17], не хватало только меча в руке и сексапильной девицы, обвившейся вокруг его ноги. На костяшках пальцев у него были вытатуированы черепа, на запястье красовался массивный браслет с шипами. Киндер пробормотал что-то насчет отсидки в русских лагерях.