— Ну, ничего, — отозвалась она голосом, в котором звучала неуверенность. — Это естественное состояние при лихорадке. Не беда.

Пережевывая свой сандвич, она скользила взглядом по мягко очерченным холмам, тянувшимся до горизонта. Лицо ее сохраняло выражение такого невозмутимого спокойствия, что в Эллисе закипело раздражение.

Он легонько ударил ее по руке.

— Они пустятся в погоню за нами, — произнес он, когда девушка оглянулась.

— Еще есть время, — ответила она. — Мы двинемся, как только я отдохну. Никто сюда не придет раньше девяти. Так что два часа у нас в запасе…

— Вам легко говорить. — Эллис пытался подавить вспышку ярости. — В случае чего вы удерете, а я пришит к месту.

— Все обойдется. — Она говорила мягко, убедительно. — Мы найдем тайничок в лесу. Или устроим его. Я не собираюсь спасаться одна… — Она посмотрела ему в глаза. — Вы помогли мне… накормили. Самое малое, что я могу сделать, — это остаться возле вас, хоть вы и были не слишком любезны со мной.

— Ну ладно, идем! — резко бросил Эллис. — Вы уже отдохнули. Подъем!

Она послушно подобрала веревку и продолжила свой тяжкий труд, спотыкаясь, падая и задыхаясь. Даже на легком склоне носилки двигались еле-еле.

Но путь к лесу понемногу сокращался. Наконец они достигли затененной зоны первых деревьев. Грейс рухнула на землю, не в состоянии поднять голову. Легкие ее готовы были разорваться. Понимая, что она действительно выложилась до конца, Эллис не стал ее больше подгонять.

— Я заболел… — пробормотал он. — У меня горячка. Оставьте меня, уходите, выпутывайтесь сами… Думайте о своем спасении.

Он почувствовал на своем лбу свежее прикосновение маленькой крепкой руки.

— Мы погибли, если вы позовете врача, — добавил Эллис. — Усекли? Придется вам выкручиваться самой. А я, прежде чем меня возьмут, предпочту умереть.

— Вы не умрете.

Голос ее долетал откуда-то издалека, как из противоположного конца туннеля.

— Я не дам вам умереть!

Лицо Эллиса скривилось в злой усмешке, и он закрыл глаза.

«Выпутывайтесь сами», — сказал Эллис, и Грейс без колебаний приняла на себя ответственность за их будущее.

Что-то в характере этого человека заставляло подчиняться ему, производило на нее впечатление. Она знала, что он не похож на других. При всей своей грубости, своих капризах, вечно злом и недовольном лице, в этом жалком отрепье, он казался ей особенным. Властность отличала его от массы и выявляла в нем одного из тех, кто господствует в обществе, кто всегда вызывал у нее преклонение, смешанное со страхом. Его внезапное падение, нетерпимость к страданиям, его нынешнее положение пробуждали в ней сочувствие, — она считала, что обязана оставаться с ним, потому что была его должником: он помог ей, пришла пора его отблагодарить. Грейс понимала, что на ее месте он бы не испытывал ни малейшего сочувствия к ней. Ну и пусть! Никто и никогда не относился к ней хорошо, к этому сводился весь ее жизненный опыт.

В семнадцать лет ее мать, ведя разгульный образ жизни, забеременела. Она вышла замуж за Джорджа Кларка, на двадцать лет старше ее, который не был отцом ребенка. Зная об этом, Кларк не заботился о семье. Мать возненавидела Грейс и через десять лет бежала с букмекером. Гнев Кларка обрушился на ненавистного ребенка. Кое-как Грейс вела домашнее хозяйство и даже посещала школу, живя в постоянном страхе перед отцом, который часто бил ее.

С шестнадцати лет Грейс работала по соседству с домом машинисткой у владельца типографии. Хотя Кларк ее больше не бил, она все равно очень боялась его, он запрещал ей любые развлечения. В восемнадцатилетнем возрасте она зарабатывала два фунта в неделю на должности секретаря-стенографистки у эксперта-экономиста. С объявлением войны Грейс, не посоветовавшись с приемным отцом, записалась санитаркой в женский вспомогательный корпус королевских военно-воздушных сил.

Это заявление о независимости вопреки ожиданиям очень понравилось Кларку, горячему патриоту. Он внезапно проникся гордостью за свою дочь. И Грейс, лишенная в детстве отцовского внимания, забыла о прежних несчастьях.

К тому же он перенес тяжелый сердечный приступ, и врачи предупредили, что следующий может оказаться фатальным. Болея, он писал Грейс жалобные письма, умоляя вернуться, чтобы ухаживать за ним. Она получила отпуск на семь дней и нашла отца в постели, едва живого. Естественно, при нем ей пришлось выполнять обязанности санитарки, пока не истек ее отпуск. Продлить его отказались, и, уступая отцовским просьбам, она не вернулась в женский вспомогательный корпус королевских военно-воздушных сил. Полиция, явившись с обыском, не нашла девушку, потому что отец ее прятал, но такое положение удручало Грейс. Всякий раз, когда она умоляла Кларка отпустить ее, он в гневе угрожал избить ее, как в детстве.

Потом как-то ночью во время фашистского налета в их дом попала бомба. Кларк погиб, а Грейс взрывом отбросило на другую сторону улицы. Она очутилась в больнице: у нее лопнули барабанные перепонки. И теперь от враждебного мира, в котором она прожила девятнадцать лет, ее надежно отделила глухая стена.

Грейс имитировала утрату памяти. Бомбардировка принесла многим несчастье на ее улице, и она могла скрывать правду о себе.

Девушку направили в учебный центр, где она научилась понимать собеседников по губам. Власти пытались установить ее личность, но Грейс сбежала сразу же, как только выздоровела. Она боялась, что будет разоблачено ее дезертирство.

Голод подтолкнул ее к воровству. Девушку арестовали, но на первый раз отпустили, хотя досье в полиции завели. Но голод снова привел ее к краже. На этот раз ее заключили в тюрьму, где она отбыла срок, и вышла на волю незадолго до встречи с Эллисом в Обществе содействия глухонемым.

Грейс не хотела думать о будущем. Эллис был мертвым грузом, с наполовину утраченным сознанием. Она взяла на себя тяжкую ношу. Теперь ей надлежало найти тайничок, надежное место, где они могли бы укрыться от полиции.

Девушка склонилась над Эллисом, потрогала его лицо. Кожа была сухой и горячей. Что-то бормоча, он отвернулся. В надежде выяснить, кто он такой, Грейс заглянула в его карманы. В личном удостоверении значилось имя Дэвида Эллиса и адрес на Рассес-Корт-Мьюс. При нем было только это удостоверение, девять шиллингов и шесть пенсов. Она обратила внимание, что белье на нем влажное, и даже грязная сорочка еще не просохла. Девушка выпрямилась, задумалась, озабоченно наморщив лоб. Следует немедленно переодеть больного, иначе не избежать ему воспаления легких. Да и сама она ходит в отсыревшей одежде. Перспектива заболеть еще и самой пугала ее.

Необходимо вернуться в клуб и раздобыть там смену одежды. С превеликим трудом удалось ей втянуть носилки с Эллисом под защиту деревьев. К ближайшей ветке для ориентира она привязала носовой платок, по которому могла бы отыскать Эллиса в случае острой необходимости.