— А ты, значит, включила режим капризной дочурки, вьющей веревки из родного отца?

И притворно нахмурился, я просто не могла не рассмеяться и не потрепать его за волосы. Такие шикарные золотистые завитки, и почему они не передались мне по наследству?

— Ладно, иди уже, вымогательница. А то, боюсь, если неугомонная Мари вернется и застанет тебя здесь, мы оба от нее получим.

— Да уж, повезло тебе с врачом, — посмеялась над ним и протянула свой смартфон, — ты мне, главное, адрес запиши и свой номер вбей, — крутанулась на месте и добавила: — можешь еще номер вашего главного альфа-волка написать, а то он только сообщил на всякий случай, где живет. И все! А ходить к нему в гости как-то не айс.

Пожала плечами и засунула руки в карманы джинсов, дожидаясь, пока отец исполнит мою просьбу. Он протянул мне телефон, а я нагнулась и поцеловала его в щеку. Это не могло не нравиться, в наличии отца был определенно свой кайф. Все эти телячьи нежности, которые я не одобряла раньше, теперь обретали свой смысл.

— Я напишу, как доберусь до дома, — и уже в дверях обернулась и поцеловала его опять. На этот раз с помощью воздушного поцелуя.

Часы показывали всего два пополудни, а столько уже успело произойти за сегодняшний день. С отцом мне безумно повезло, и вопрос переезда теперь даже не стоял передо мной, за Олегом — хоть на северный полюс.

Поток мыслей прервал знакомый голос, раздавшийся из соседней палаты, и прекрасное настроение улетучилось вмиг.

— Ну Мари, не будь такое букой, — не говорил, нет, скорее, мурлыкал Васильев.

— Максим, успокойся, — хихикнула женщина.

Слышно было, что она пыталась говорить серьезно, но это у нее не особо получалось.

Я решила аккуратненько заглянуть в приоткрытую дверь. Картина предстала прелюбопытнейшая. Васильев очень тесно прижимался к Марии, зажатой им же у стены. А она безрезультатно пыталась вырваться. Очень ее понимала, не так-то это и просто, когда такой самец покрывает поцелуями попеременно то твою шею, то грудь, а руки его вовсю орудуют у тебя под юбкой.

— Пожалуйста, альфа, перестаньте, — уже умоляла она его.

— Вот ты специально, да? — оторвавшись от женщины, произнес Максим, — знаешь же, что я терпеть не могу этого обращения к себе в такие моменты.

— Если ты по-другому не понимаешь, — врач вновь перешла на ты и, отдышавшись, продолжила: — Я, конечно, понимаю, целых три дня у тебя не было женщины. Но это совсем не повод зажимать меня на рабочем месте.

— Дольше, Мари, дольше, — погладил ее по губам. Как же эротично у него это получалось, и взгляд такой, как будто он готов был ее скушать.

— Я не слежу за твоими разъездами, поэтому не знаю точных дат.

Но вот о том, как твоя Катя по тебе скучает и уже вся извелась, наслышан весь клан, ну или как минимум его женская половина.

Максим тяжело вздохнул и уткнулся лбом в стену аккурат возле головы Марии.

— Вот не надо, не говори, что ревнуешь. Сама знаешь, тебе стоит только пальчиком меня поманить, и не будет никакой Кати, — раздраженно выплюнул.

— Плавали. Знаем, — горько усмехнулась она. — Если не будет Кати, то обязательно будет Оля, Даша, Карина, Алиса, а вишенкой на торте какая-нибудь малолетняя человеческая особь из клуба. Или, — сделала трагическую паузу, — не совсем человеческая?

И выжидающе посмотрела на нахмурившегося и не понимающего ее Макса.

— Ты сейчас о чем?

Он явно ее не понимал, тогда как я сразу же догадалась, на что она намекала. Не увидев ожидаемой реакции, Мария пошла на попятную.

— Ни о чем, просто строю разные предположения, основываясь на уже имеющемся опыте отношений с тобой.

Я отпрянула от двери и поспешила скрыться, не дослушав их разговор. И так услышала больше, чем нужно.

По мере удаления от больницы начинала накатывать паника, и все сложнее становилось сдерживать подступавшие к глазам слезы.

Ведь знала, с самого начала знала, что надо держаться от него подальше и не позволять себе на что-то рассчитывать. Но глупое сердце опять все решило за меня. На какое-то время даже успело показаться, что я стала к нему равнодушна, но подсмотренный разговор опроверг все мои предположения. Даже не сам разговор, а то, как он ее целовал и как смотрел. Это провоцировало у меня приступы давно затихшей и забытой боли. Последний раз так горько было четыре года назад, потом с каждым прожитым днем становилось все легче и легче, иной раз я не вспоминала о том происшествии месяцами. И это давало надежду, что когда-нибудь я вновь обрету целостность и смогу начать отношения с мужчиной, не оглядываясь на прошлое.

Но сейчас мне начинало казаться, что безумная тяга к этому мужчине неискоренима во мне. Видимо, это мой рок какой-то пожизненный, начиная с семнадцати лет, он тянется за мной. С тех самых пор, как я впервые увидела Максима и утонула в бездонной голубизне его взгляда. Забыв обо всем, что меня окружало. Ровно до тех пор, пока этих глаз рядом не оказалось, а за дверью гостиничного номера не начали раздаваться голоса разбирающихся влюбленных.

Тогда-то я и осознала все безумие и ужас совершенного мной поступка.

А ведь голос лечащего врача Олега сразу показался мне знакомым, надо было просто прислушаться к себе и покопаться в памяти. Волчица же, скорее всего, сразу узнала меня, наверное, по запаху, потому и была такой недовольной и так строго отчитывала нас с отцом.

Что же будет, если она ему расскажет?! Надеялась лишь на то, что, не сказав об этом Максиму, Олега в известность ставить она также не станет.

В таких размышлениях я шагала по дороге, совсем не обращая внимания на прохожих, и понимала, что мне просто нужно взять себя в руки и успокоиться. Отогнать все дурные и ненужные мысли прочь…

Достала из-под ворота кофты кулон и, почувствовав подушечками пальцев гладкое дерево, начала потихоньку успокаиваться. Для полного завершения терапии прикусила деревяшку зубами и поводила кончиком языка по одному из заостренных краев кулона. Туда-сюда…

Дыхание почти восстановилось… Туда-сюда… И из головы выветрился туман.

Это была моя дурная привычка с самого детства, как будто кулон сделан из успокой-древесины. Хотя на самом деле все проще.

Этот кулон был первой дорогой вещью, которая появилась у меня, первой и на долгие годы вообще единственной вещью, которая принадлежала только мне. Дорогой не только материально, но и морально. Его мне подарила Кристина, моя единственная подруга.

Деревянный кулон был в числе тех немногих вещей, что ей удалось сохранить после гибели родителей. Тогда, в наши девять лет, она назвала его знаком нашей вечной дружбы, и это многое для меня значило как тогда, так и сейчас.

Ну вот, сама не заметила, как успокоилась. Вздохнула и уже собиралась пойти дальше, но какое-то странное чувство заставило меня посмотреть на здание, около которого я в этот момент стояла.