— Что было дальше? — поторопила я отца.

— А дальше… Еще в шестидесятых он опять появился в политике, только как сын генерала, и начал расширять сферы влияния. В восьмидесятых опять ушел в тень. А вот в начале девяностых в Россию вместе с внушительным капиталом приехал князь Назимов, дедушка которого, как выяснилось, — Олег хмыкнул, выгнул бровь и указательным пальцем помахал в воздухе, — сбежал во Францию после Первой мировой. И начал этот эмигрант строить свою теперь уже финансовую империю. Ну и сейчас мы имеем то, что имеем: все тот же Николай Назимов, российский миллиардер, владелец газет, заводов и пароходов, не имеющий официальных наследников. Это все, что известно людям. Для нас же он один из самых сильных альф России, объединяющий не самый большой по территории, но самый большой по численности в России клан.

— А самый большой по территории, получается, ваш?

— Да, малышка, как я уже говорил, если рассматривать административную карту Российской Федерации, то нам подконтрольны территории Сибирского и Уральского округов.

— А на Дальнем Востоке тоже есть стаи?

— И там. Кстати, он ненамного уступает нам в территории, но значительно в населении.

— Все так же, как и у людей, — вздохнула я.

— Наши жизни и история тесно переплетены и связаны между собой, поэтому ничего удивительного. — Немного помолчав, он добавил: — Есть еще белорусская и украинская стаи, они не входят в европейскую, и не относятся ни к одной из наших. Отец молодого белорусского альфы прошел отечественную войну бок о бок с Назимовым, тогда-то они и сдружились. Третьим их другом был украинский альфа, но он умер еще в 1988, там была очень странная история. Молодой волк вызвал его на поединок, и все на первый взгляд было честно, кроме того, что не мог матерый волк так быстро и легко проиграть. Николай поехал разбираться, и как раз в этот период умер его старший сын. Все, что он успел, — это вызвать на поединок и убить мухлевавшего волка, а потом ему пришла новость из дома, и он уехал, не пожелав разбираться с тем, что происходит в клане, предоставив их самим себе. До сих пор, так никто и не разобрался в том, что там случилось на самом деле.

— Да уж, вот это история. Так странно, что кто-то, кто существовал на свете столько лет назад, до сих пор жив. Не могу даже, в голове уложить, что события, являющиеся для меня историей, кто-то пережил и с ним можно пообщаться даже сейчас.

— Ну вряд ли тебе так запросто удастся пообщаться с этим волком, — ухмыльнулся отец.

— Я это образно имела в виду. Он жив, в состоянии разговаривать, мыслить здраво и помнит войну. — я взмахнула руками.

— Да, волки, воевавшие в Великой Отечественной, — это практически отдельный вид. Нам, рожденным в послевоенный период, до них еще расти и расти.

— Слушай, пап, а ты упомянул, что у Назимова нет наследников. — После кивка переспросила: — Прямо совсем? И что же будет с его кланами, когда он умрет, ведь он немолод и по вашим меркам тоже? — сыпала я вопросами и даже не заметила, как легко из моих уст вырвалось такое незнакомое мне слово: «папа».

— Совсем. Был еще младший сын, но там совсем все печально, в 1997 году взорвался на машине вместе с годовалыми детьми. У него близнецы были, большая редкость для таких, как мы, — печально произнес Олег. — Еще у Назимова есть необратившаяся дочь и была внучка, ребенок старшего сына, но тогда же, в 1997, про нее перестали упоминать, как будто нет ее и все. Только домыслы и слухи, что жена Назимова тогда сошла с ума, она же полукровка, у нее менее устойчивая психика, и пойди разбери их, что правда, а что вымысел.

— Как-то все очень печально.

— Ничего, у него еще есть названый сын. Сосед по твоей лестничной площадке, — замолчал, видимо, дожидаясь, пока эта информация уляжется в моей голове и продолжил: — Игнат Романов воспитывался Николаем с девяти лет, вот он-то и станет скорее всего преемником. А сможет ли удержать власть в своих руках, покажет только время. Желающих отгрызть у него по лакомому кусочку много, но и Романов сам не промах, молодой еще, а уже один из самых сильных альф, да и хватка у него ого-го. Зубы о него многие уже пообломали.

— Как же у вас все устроено странно… и интересно. До сих пор ощущение какое-то необычное, как будто в другой мир попала, или мир тот же, только какой-то искаженный, а может, реальность другая?

— приложила палец к губам и удивила отца. — А может, я сплю? А?

Впала в кому и вижу чудные сны… ай!

Отец меня ущипнул, причем больно так ущипнул. И мы вместе расхохотались. До сих пор не могла поверить, что сидящий рядом со мной красивый молодой мужчина приходился мне отцом и ему не двадцать пять, как казалось на первый взгляд, а все восемьдесят. Но родство душ мы почувствовали сразу, не знаю, как он, но я смущалась только первые пять минут общения, а потом стало необыкновенно легко и просто. И волнами на меня накатывало ощущение ничем не замутненного счастья, такого всеохватывающего и поглощающего, абсолютного счастья. Семья. Как много значило для меня это слово, как же дорого оно стоило, кто-то родной в этом одиноком и враждебном мире. Подчиняясь минутному порыву, я подалась к отцу и крепко обняла его за шею, уткнувшись носом в крепкую грудь. Боже, как же от него невообразимо пахло! Запах дома! Я даже не знала раньше, что существует такой запах, но в это мгновение безошибочно его распознала. Может, дело в моем нюхе полукровки, более совершенном, чем у людей, а может, просто в осознании, что на этой земле наконец-то появился человек, которому я нужна не из-за чего-то, а просто потому что я это я, его родная кровь.

Оставшееся время мы просто болтали. Обо всем и ни о чем одновременно. Мой порыв сблизил нас окончательно, и разом как будто не стало долгих лет разлуки.

За это время успели принести обед на двоих, кормили, кстати, здесь отлично. Еще приходила лечащий врач отца. Красивая, но очень строгая волчица Мария. Она же и отправила меня домой, перед этим как следует отчитав. Видите ли, я совсем не берегу отца и не забочусь о его здоровье, ему сейчас вредны любые переживания и такие длительные нагрузки. Что она подразумевала под нагрузками, я, если честно, так и не поняла. Но послушаться ее пришлось, даже отец у нее ходил по струнке. Хотя, наверное, если правильнее подбирать слова, то лежал по струнке.

— Я сейчас позвоню, за тобой приедут. — Он уже было потянулся к телефону, но я поспешила его остановить.

— Не надо, я хочу прогуляться. — Встала и потянулась. — Знаешь, мне нужно размяться, — беззаботно улыбнулась, — и о многом подумать, столько новой информации, которую так сразу и не осмыслишь.

— Ты же можешь потеряться, — возмутился новообретенный папочка.

— Уже включил режим строгого отца? — Подошла к нему и поцеловала в макушку. — Не нужно. Я же двадцать один год как-то прожила и не потерялась. Тем более тут не так уж и далеко. Мы довольно быстро доехали, пешком буду не дольше часа добираться.