что невольно подавилась своими словами, — …совсем дурой становишься, когда выпиваешь. И давно ты вот так пьешь?

Мамка встала передо мной, уперев руки в бока. А я, откинувшись на спинку стула, посмотрела на неё снизу вверх… шумно сглотнула.

Интересный вопрос. А давно ли я вот так пью? В уме подсчитала, сколько прошло времени с тех пор, как родился Антошка, и… чёртово время пролетело совсем незаметно. Оказывается, мои мальчишки стали уже на два года старше. А где всё это время была я?

В район грудной клетки врезалась тупая боль, и тут же в носу защипало от солёной влаги.

— Что ты от меня хочешь, мам? Что? — надрывный шёпот срывается с губ.

— Аня, я хочу, чтобы ты… сейчас услышала меня… — она взяла моё лицо в ладони и сжала с силой, — …знаешь, я тебе никогда не рассказывала об отце, а видимо, надо было. Надо было сказать, каким трусом и негодяем оказался твой папаша. Ты знаешь, я когда узнала, что на тебя положил глаза Димка твой, молиться начала, чтобы отстал он от тебя.

— Почему? — сухо выдавила я.

— Потому что, когда я была молода, тоже по глупости своей подпустила к себе такого же бесхребетного мажора, как и этот твой Димка. Ну, как ты не поймёшь, Анька, что тебе несказанно повезло встретить на своем пути такого парня, как Сашка.

— А если я не считаю это «везением», мам? Если сама себе противна от той мысли, что ложусь с ним в постель. Что делать, мам? — хватаюсь за грудь и комкаю в кулак ткань блузки.

— А ты, Анька, уже не о себе думай. Не эгоисткой я тебя растила, о детях думай, дочка. Как им будет жить без отца? А Сашка их любит, как своих, любит. Да и сама ты, смотри, в кого превратилась?! Вместо того, чтобы за таким мужиком голубкой белокрылой порхать, тонешь в этой яме злачного дерьма, — она схватила бутылку со стола. — Как ты думаешь, почему же я не стала пить, когда твой отец бросил нас? Почему не опустилась на дно? Знаешь?!?!

Я сглатываю сухость во рту и отрицательно качаю головой.

— Да потому, что у меня была ты. Ты, мой лучик света, который вытаскивал меня каждый день из темноты. Ты не давала мне угасать ни дня. Я жила ради тебя, ела, пила ради тебя, старалась, чтобы у тебя было всё самое лучшее. Чтобы твоя жизнь была лучше, Анька, чем у меня. А ты что делаешь? Что ты делаешь?

Она отпускает меня и, тяжело ступая, уходит из комнаты.

— Мам?! — Артём подходит ко мне и, обнимая за колени, кладет белобрысую головку на мою ладонь.

Я жадно втягиваю спертый воздух комнаты в лёгкие, шумно сглатывая горечь.

— Что, малыш?

— Пойдем спать?

* * *

Утро принесло не самые шикарные ощущения. Настойчивое хныканье откуда-то снизу беспощадно трепало мой слух, заставляя-таки разлепить ресницы.

— Господи… ведь только утро… я так хочу спать… — тяжело переворачиваюсь на кровати и упираюсь взглядом в заплаканное лицо Антошки.

— Мама… — тянет ко мне руки сын.

— Господи… ну, что ты тут так рано делаешь, Тоха?! — подтягиваю сына к себе и чувствую едкий запах детских какашек. — Фу-у-у, Тоха…

С неохотой встаю с кровати и, взяв малыша за руку, тяну его за собой в ванную.

— А где все? — непонимающе заглядываю попутно в комнаты, когда понимаю, что в доме гробовая тишина, за исключением, конечно, Антошкиного нытья.

Когда зашла в ванную, стало понятно, что у мамки наметилась стирка. Ну, с ней всё ясно, а вот где Сашка с Артёмом? Это мне предстояло ещё выяснить.

Под ложечкой засосало неприятное ощущение тревоги, напоминая мне о том, что с Сашкой я так вчера и не поговорила после стычки. А так как я ощущала себя немного виноватой, то мне ещё предстояло извиниться перед мужем, а просить прощения я не привыкла, от того и испытывала сейчас стойкое чувства дисбаланса внутри.

— Анька, ты чего так рано встала? — послышался за спиной голос мамки, и я от неожиданности вздрогнула с Антошкой на руках.

— Ну, я не вижу, что рано, мам. Ты вон уже вся в делах. Чего это ты стирку затеяла?

— Да, это я так… со стола скатерть выстирать решила, да и попутно вещи кое-какие простирнуть, чтобы порошок не переводить без толку.

— Хм, экономная ты у меня, — хмыкнула я в макушку сына. — А где Тёмка с Сашей?

— На рыбалку спозаранку ушли. На лыжах.

— Забавно, — буркнула я в ответ, заворачивая в полотенце Антошку.

— Я думаю, Сашка просто ещё не отошёл от вашей ссоры. Дочка, зачем ты так его обижаешь? Он же весь извёлся. Полночи не спал. Хороший парень, а ты так к нему…

— Мам, да прекрати ты уже, — я вручила ей Антошку в руки и, подхватив тазик с сырым бельём, выскочила из ванной. — Знаешь, мам, хороший человек — это не профессия… вот так же и у нас с Сашкой, хороший — не значит любимый.

— Ох, Анька, Анька! — услышала в спину голос, но уже не ответила.

Наскоро накинула на плечи тулупчик, вышла на улицу.

Яркое солнце полоснуло по глазам, и я немного прищурилась. Прекрасное зимнее утро. Прямо как по заказу, и не скажешь, что вчера был ноль. Участки открытой кожи тут же защипал мороз. Температура на улице минус десять, не меньше.

Когда глаза привыкли к яркому свету, поставила тазик на порог и, подойдя к калитке, выглянула на улицу. Пусто. Даже живность никакую не слышно.

Дурында Сашка, куда попёрся? Неизвестно. Ведёт себя как маленький, ей-богу.

Вернувшись обратно, подхватила тазик и пошла вешать бельё.

Красные пальцы онемели от холода, а про себя я уже жалела, что не оделась теплей. Всё-таки надо стараться контролировать свои всплески эмоций, а то так и недолго заболеть, чего мне совершенно не хотелось. Когда уже довешивала последнюю простынь, до моего слуха донёся откуда-то издалека пронзительный детский голос.

В первые секунды я даже не поняла, что произошло. Очнулась только тогда, когда оказалась на улице. Сердце билось о рёбра, как сумасшедшее, когда вдалеке, со стороны озера, увидела бегущего Артёма.

Страх затопил всю грудную клетку, и колени вот-вот готовы были подкоситься от предчувствия чего-то ужасного.

— Мама! Мама! — кричал во всё горло сын, активно жестикулируя руками.

— Тёмка, — просипела я и двинулась к нему навстречу, с каждым шагом наращивая скорость.

Откуда-то в ногах взялась сила, и спустя несколько секунд я уже бежала к Артёму.

— Тёмка! — сглатывая ком тревоги, кричу сыну.

— Мама!