— Дим, ты больной? — спросила я его, когда дар речи ко мне вернулся.

— Да, Аня, я больной! Я болен тобой уже много лет…

— Замолчи, Дима, я не хочу слушать твой бред. Уже поздно. И я хочу сказать тебе только одно… Я, к счастью, тобой уже переболела.

Димкино лицо перекосилось гримасой боли, но мне отчего-то было совсем всё равно. Я сначала даже не поверила в свои чувства, мне показалось, что я просто отговариваю себя от того, чтобы пожалеть его, ставлю блок… но… прислушавшись к внутренним ощущениям, поняла, что мне действительно его страдания безразличны.

— Дим, тебе лучше уйти… уйти и забыть меня. И знаешь, это действительно какая-то мания, Дим, это не любовь.

— Аня, — Димка хватает меня за руку и дёргает на себя.

Тулупчик, который я сжимала пальцами, распахивается, и взгляду парня предстаёт во всей красе мой восьмимесячный живот.

Димка смотрит ошалелым взглядом то на меня, то на живот. А я удивлённо смотрю на него. Неужто он не понял, что я беременна? Ведь округлость такого живота только слепой мог не заметить.

— Анют, ты беременна? — наконец-то выдает все свои мысли в вопросе парень.

— Ну, как видишь, Дим. Беременна и счастлива, — сообщаю ему, высвобождая руку из его захвата.

— А как же наши дети, Анют? Ведь Антошка мой сын? Я знаю, что мой, можешь не придумывать, что его отец — хмырь, с которым ты живешь, я не поверю. Он очень похож на Тёмку и на меня, — с благоговением произнёс он последнюю фразу. — И как ты могла скрыть от меня второго ребёнка? Ты бессердечная, Анют.

— Во-первых, Дима, я ничего от тебя не скрывала и не скрываю. Если бы ты хоть раз за эти годы вспомнил про Тёмку и приехал навестить его, то обязательно увидел бы и Антона. А что получилось, скажи?

Дима молча стоит и пережёвывает все мои слова.

— Да что я тебе говорю, ты и сам всё понимаешь. И прошу тебя, не порти мне жизнь, Дим.

Тяжёлый выдох слетает с моих губ, и я разворачиваюсь, чтобы уйти, когда Дима вновь останавливает меня.

— Анют, постой… Анют, я всё понимаю: и твою обиду, и твоё разочарование во мне, но поверь… я слишком был зависим от родителей… от матери… Но теперь я большой человек, Анют… теперь у меня есть власть и деньги, теперь я крепко стою на ногах, и мать нам теперь не будет помехой, — он переводит дыхание, и я не успеваю сказать ни слова в ответ, он продолжает: — Этот малый, конечно, молодец, подмял под себя чужую женщину с чужими детьми и ничего себя чувствуют, нормально? Но ничего, Анют, ему нужно отдать должное… пусть эти годы он воспитывал моих сыновей, а теперь я его ребёнка буду воспитывать. Анют, соглашайся. Ну, ты сама-то подумай, что тебе делать в этой глуши? Ты же так никуда и не поступила… похерила свой красный диплом, а со мной у тебя будут огромные перспективы, со мной ты станешь настоящей женщиной, а не кошкой, которая только и знает, что рожать детей…

Он не договорил…

Звонкая пощёчина обожгла мою руку и морду этого урода. Урода в самом прямом смысле слова.

— Пошёл вон, — цежу сквозь зубы, сжатые до боли в челюсти, и разворачиваюсь, чтобы уйти.

— Анюта… — расширив в удивлении глаза, Дима вскидывает руки и пытается задержать меня за плечи…

И в этот момент открывается дверь. В проеме появляется силуэт мужа.

Я скорее интуитивно почувствовала, как судорожно сглотнул Димка, и ладони тут же соскользнули с моих плеч. Да, его можно было понять. Мой муж внушал трепет не только женскому полу, но и мужскому.

Я взглянула на Сашку, и невольная улыбка стерла с лица негодование, которое вызвали слова парня.

— Кхе, кхе, — кашлянул муж в кулак, и я заметила в его взгляде озорной блеск.

Мельком глянув мне в глаза, он следом перевел его на Димку.

— Ну, здравствуй, Дмитрий. Не ожидал я тебя увидеть у нашего порога в новогодние праздники, — при этих словах Саша руку не протянул парню, вместо этого он притянул меня к себе. — Ань, а ты чего отца пацанов на пороге держишь? Он же вон, посмотри, сколько им подарков привез, настоящий дед Мороз, мать его, — сарказма в его словах было хоть отбавляй, но это было оправдано, для меня так точно, — не надорвался случаем?

Я понимала, что сейчас совсем не смешно, но с моих губ всё-таки сорвался смешок. Я восприняла его как нервный. Скользнула взглядом по Димкиному лицу, которое перекосилось от гнева.

— Ты рот свой закрой, муди… — шипя, выцедил он изо рта.

— Слушай сюда, урод… — Сашка отодвинул меня за спину, а сам нос к носу приблизился к Димке, — …ещё хоть раз я увижу тебя рядом со своей семьей… клянусь… ты об этом пожалеешь. Всосал информацию?

Я чувствовала, как морозный воздух звенит от напряжения между этими двумя, и понимала, что стоит только сейчас одному из них взбрыкнуть… драки не избежать.

— Ты мне не указ, — угрожающе низким тоном произнёс Димка и, что не характерно для него, не сдулся, а пошёл дальше, хотя я больше чем уверена, понимал, что с Сашей ему не справиться.

— Ого, как ты заговорил… — Сашка аж в струну вытянулся. — А кто же тебе указ, Дима?!

— У меня от Анюты есть дети, и я не намерен от них отказываться.

Упрямство в голосе Димки меня насмешило. Он что, реально не догоняет всей ситуации?

— А ты докажи, что это твои дети! В свидетельствах о рождении пацанов в графе «отец» стоит моё имя и моя фамилия, и знаешь, что удивительно? — голос Саши полон иронии.

Женское любопытство заставляет приподняться на цыпочки, чтобы в тот момент, когда Димка будет отвечать, посмотреть на его лицо.

— И что же? — Дима складывает руки на груди, и я без дальнейших слов угадываю по его надменному, высокомерному взгляду, о чём он думает в этот момент.

— Что в дальнейшем, если захочешь общаться с мальчишками, тебе придётся через суд доказывать своё отцовство. Надеюсь, эти трудности тебя не напугают… — Саша делает выразительную паузу, и взгляд Димки меняется, до него наконец-то начинает доходить вся картина.

— Аня знает, что это мои дети, и мне не нужны никакие доказательства, чтобы навещать детей или забирать их на выходные. Да и не нужна никакая экспертиза… стоит только посмотреть на них, и все сразу поймут, что это мои дети…

— Нет, Дим. Это не твои дети, —