Хомутов рассмеялся.

Томыч – бесстрашный ребенок. Точнее, непредсказуемо бесстрашный. Она не боится вещей, от которых многие ее сверстники и даже ребята постарше залезают под диван. В то же время совершенно неожиданно может выйти из себя от смешной малости, не способной испугать младенца.

Помню, недавно к ней в гости приходил мой двоюродный племянник Матвейка. Ему тогда было семь лет, Томке – пять. В тот год мы безумно любили безвременно почившего Майкла Джексона, слушали его везде и всегда, даже поставили для новогоднего утренника в детском саду танцевальный номер в костюме короля поп-музыки. Я специально заказал фонограмму – четыре фрагмента самых известных песен Майкла продолжительностью в минуту, потом мы разучили несколько движений. Публика лежала у наших ног. Особенно удался финал, когда под звуки коды «Триллера» и безумный смех Винсента Прайса Томка опускается сначала на колени, распахнув белую рубашку, а потом падает ничком на пол, раскинув руки. Рев в зале стоял невообразимый. Фотографии с нашего выступления долго висели в фойе на втором этаже возле кабинета заведующей, а видео кто-то из сотрудников моего агентства выложил в интернет. Не помню, что там было с количеством посещений, я специально не интересовался, но посещения были.

Словом, пятилетней фанаткой Майкла Джексона моя Тамарка была такой, что не приведи господи – в самой Америке таких не сыщешь. И вот она решила поделиться своей любовью с троюродным братцем. После многочасовой унылой возни с кубиками, машинками и пластмассовыми человеками-пауками позвала Томка Матвейку в мой кабинет, усадила гостя на диван перед большим телевизором и врубила сборник видеоклипов.

Врубила не абы где, а на том самом «Триллере», поставленном по мотивам знаменитых зомби-фильмов Джорджа Ромеро (мертвяки никогда и нигде не были столь эффектны, как в этом ролике). Уже через минуту после начала, когда у персонажа Джексона из ушей полезли волосы, на пальцах стали вырастать когти, а во рту – огромные волчьи клыки, наш Матвейка, парнишка безобидный и бесхитростный, как все интеллигенты в пятом поколении, дал деру из комнаты и спрятался на балконе.

– Матвей, подожди! – звала Томка – Потом будет еще интереснее! Там мертвецы из могил полезут и танцевать начнут!

После словосочетания «мертвецы из могил полезут» с балкона отчетливо стали доноситься всхлипывания и просьбы отвезти к маме. Мне пришлось вмешаться. С трудом удалось уговорить Томку выключить страшно смешное видео и посмотреть вместе диснеевского «Бэмби».

Матвейка не был бы полноценным мальчуганом, если бы не нашел способа отомстить. Через неделю он напугал Томку маленьким безобидным паучком, запутавшимся в собственной паутине. Доченька прыгала по дивану и визжала так, что я на несколько минут лишился слуха.

Вот разбери ты этого ребенка!

– Вы неправильно воспитываете дочь, – сказала детский психолог из семейного центра, куда я по глупости обратился за советом. Это была женщина в возрасте, седовласая и важная, занимавшая своим телом половину кабинета. У меня, как у большинства наших сограждан, генетически обусловленный советский трепет перед такими «авторитетами», но в тот день я не сдержался. Фраза «вы неправильно воспитываете свою дочь» подействовала на меня как красная тряпка. Я неправильно воспитываю свою дочь?! Да что вы обо мне знаете!!!!

– Что именно я делаю не так?

– Вы перегружаете ее отрицательными эмоциями. Это не есть хорошо, это может обернуться печальными последствиями.

– Вы хотите сказать, что она будет плохо спать, вскрикивать по ночам и пугаться темноты?

– Как минимум.

– Но она спит очень крепко и совершенно спокойно ночью идет до туалета и обратно.

– Это в полусне.

– Но в темноте, которую, как вы говорите, она должна бояться!

– И ни криков, ни всхлипываний, ни разговоров вы от нее не слышали?

– Ну, болтает иногда всякую ерунду, но не более того.

– И во сне она у вас не ходит?

Я сжимал пальцы в кулаки. Эта дородная дамочка пыталась найти хоть одно подтверждение своей академической теории и очень смахивала на вокзальную гадалку, перебирающую все возможные варианты в надежде нащупать хоть один верный.

– Во сне она у меня никуда не ходит, максимум, как я уже сказал, до туалета или до моей кровати.

– Она спит с вами?

– Иногда… но только если мы вместе читаем книгу и она засыпает у меня на плече, а мне не хочется будить.

– Понятно.

Дамочка постучала обратным концом авторучки по раскрытой медицинской карточке.

– И все-таки, – выдохнула она напоследок, – старайтесь ограничивать негативные эмоции. В таком возрасте детская психика очень непредсказуема. Все эти монстры, чудовища, ходячие мертвецы…

– … все эти металлисты, рокеры, панки и прочие антисоветские элементы до добра не доведут, тут я с вами полностью согласен. А уж если носить «Адидас»…

Щеки ее, напоминавшие кунцевские булочки, порозовели. Но мой гнев уже прошел. Глупо обижаться на глупость.

– Ладно, спасибо вам большое за консультацию, мы пойдем.

Томка, в течение нашей беседы разглядывавшая мягкие игрушки в углу кабинета – зайчиков, медвежат и одно загадочное животное с длинным хоботом, похожее и на слона, и на птеродактиля – небрежно бросила в нашу сторону:

– Пап, ты клевый чувак, дай пять.

В глазах провожавшей нас специалистки по детской психиатрии явно читалось знаменитое пилатовское «умываю руки»…

Почему-то я подумал об этом именно сейчас. Мы сидели с Томкой в машине, припаркованной возле детского сада. Дочь выгрузила одуванчики в салоне, усыпав листьями и пыльцой все заднее сиденье. Я с ней никак не могу прибраться в машине, она каждый день превращает мою тачку то в салон красоты, то в закусочную, то в игровую комнату. Я и кричал, и уговаривал, и тупо умолял, вновь и вновь совершая едва ли не самую распространенную родительскую ошибку, пытаясь вызвать чувство вины, но в один прекрасный день понял, что бороться бесполезно.

Томка слушала Майкла Джексона на умеренной громкости («They Don’t Care About Us»), а я пытался дозвониться до нашего блудного сына Сергея Круглова. На третьей попытке пришел к выводу, что телефон Сергея настроен на прием звонков от одного-единственного абонента, а все остальные внесены в черный список. Не могу назвать это умным решением, но оно определенно навевало на нехорошие мысли: Серега не взбрыкнул, не обиделся, не пускает подростковые сопли – он прячется, и едва ли дело в конфликте отцов и детей.

Я посмотрел на своего бесстрашного ребеночка, сидевшего на заднем сиденье. Томка задумчиво глядела в окно. Только что ей было весело, она верещала, высыпая на мою замороченную голову пригоршни вопросов, и вдруг умолкла, уставилась в окно на цветущий в яблонях детский сад. Это был взгляд девушки, ожидающей милого принца, который задержался в дороге.