— Соскучилась? — подкравшийся сзади Мельников запустил руки за воротник моего халата и заскользил вниз, к талии.

— Мне пора домой. — Я освободилась и встала, заметив тень недовольства, промелькнувшую по его лицу.

— Что так?

— Дела, — неопределенно сказала я, ставя чашку в раковину.

— Я отвезу.

— Не нужно, лучше вызови такси.

Кирилл пожал плечами и защелкал кнопками телефона, отыскивая номер.

Уже полностью одетая, я зашла в спальню, чтобы забрать с тумбочки серьги и кольцо, которые снимала на ночь, и взгляд мой упал на небрежно брошенные на комод копии договора подряда. Не совсем понимая, зачем делаю это, я взяла их, свернула и сунула в карман.

Когда кошка хочет поймать мышку, она притворяется мышкой…

В. Ключевский

Светика дома уже не оказалось, и я почему-то обрадовалась этому. Не хотелось никаких разговоров — да и о чем говорить? Послонявшись без дела по квартире, я вспомнила о договоре, вынула листки из кармана и ушла в кабинет, где, нацепив очки, внимательно изучила каждую букву. Ничего подозрительного не нашла, но внутри шевельнулось какое-то неприятное чувство. Включив компьютер, я полезла в реестр строительных фирм и с удивлением обнаружила, что название компании-подрядчика там есть, а вот заказчика — нет. То есть с конторой Мельникова все было в порядке — во всяком случае, она существовала, а вот той, что заказала им работы, не было даже близко. Интересно, а Кирилл вообще в курсе? Или это какая-то неведомая мне схема? Вполне может быть, кстати. Очень захотелось позвонить ему и сказать о своей находке, но я одернула себя — опять получится, что я проверяю его и — что еще хуже — лезу в деловые вопросы. Но внутри скреблось — а что, если Мельников не в курсе, а потому попадет в какую-то финансовую передрягу? Хотя… Что угрожает компании-подрядчику? Если только… Если только через контору Кирилла не идет банальный «отмыв». Эта мысль понравилась мне еще меньше. По складу характера раньше Мельников к авантюрам склонен не был, но кто знает, что могло измениться за эти годы? И вот, кстати…

Я мысленно почему-то вернулась в тот день, когда он снова возник в моей жизни. Что он тогда заявил мне? Да, точно… «Ты переманила у меня клиента». А какого клиента я могла переманить у юриста строительной фирмы?

Открытие меня взволновало еще сильнее — выходит, он все-таки врал мне. Но в какой момент? Тогда или сейчас? Чем он на самом деле занимается? Арбитражем или юридическими делами этой своей конторы? Это же разные вещи… Как теперь выяснить это? Спрашивать напрямую бесполезно — всякий раз у меня возникало ощущение, что я держу в пальцах угря, и он в решающий момент выскальзывает и уплывает восвояси. Значит, нужно искать другие способы проверки.

Что за времена — никому нельзя верить…

Я как-то незаметно для себя положила голову на скрещенные на столешнице руки и задремала, даже не сняв очков. Проснулась от неудобной позы и неприятного ощущения возле правого глаза. Распрямив спину, я сняла очки и потерла онемевшую переносицу. Бросив взгляд на зеркальную стенку шкафа, я с ужасом обнаружила, что под правым глазом налился довольно приличный синяк — следствие впившегося носового упора очков. Ну, и как теперь с таким лицом в люди?

Я направилась в кухню, взяла там несколько кубиков льда и, завернув в салфетку, приложила к синяку, понимая, что вряд ли что-то исправлю при помощи этого средства. У меня заседание в понедельник, как вообще я теперь там появлюсь? Хорош адвокат! Представляю удивленное лицо клиента…

В замке входной двери заворочался ключ — вернулся Светик. Я как-то забыла продумать линию поведения, не успела выбрать тактику — строить из себя обиженную или сразу напасть с обвинениями, но потом подумала: а вот пусть это Светика заботит, а я посмотрю-послушаю. В конце концов, это он раздул ссору на пустом месте, вот пусть и думает, как мириться. Я убрала намокшую от растаявшего льда салфетку, еще раз осмотрела синяк и вздохнула — разумеется, меньше он не стал.

Муж появился на пороге кабинета с виноватой улыбкой на лице и букетом лилий:

— Я тебе не помешал? Готовишься к процессу?

— Не помешал, не готовлюсь, — я смотрела на него в упор и ждала, когда же он заметит синяк и хоть что-то скажет по этому поводу, но тщетно — Светик положил букет поверх бумаг на столе, чмокнул меня в щеку:

— Тогда я сейчас ужин приготовлю, только отдохну минут тридцать.

Мне захотелось смести со стола этот злосчастный букет, растоптать его, а заодно врезать мужу хорошую пощечину, но я сдержалась. Почему в последнее время он вызывает во мне только такие эмоции? Почему меня раздражает все, что он говорит и делает? Наверное, я перешла тот рубеж, на котором заканчивается лимит терпения. Я больше не могу выносить его присутствия… Но и ссориться постоянно тоже нет сил, нельзя ведь существовать в атмосфере напряженности и недовольства, это и работе мешает, и вообще — жизнь укорачивает, как Аннушка сказала бы. Придется снова сцепить зубы и молчать. Больше молчать.

Так, в гробовом молчании, прошел вечер. После ужина я читала, устроившись в кабинете на диване под пледом. Светик принес мне туда чай с шиповником, но попыток заговорить больше не сделал — букет, так и не поставленный в вазу, красноречиво донес до него мысль о невозможности примирения. Цветы Светик поставил в воду сам, но не принес снова в кабинет, а оставил на кухонном столе.

Утро понедельника выдалось хмурым и дождливым. Я долго искала зонт, чтобы не промокнуть, пока дойду до машины, но так и не нашла, зато обнаружила на антресолях в коридоре сверток в подарочной упаковке. Для семейных торжеств было рановато, никаких дней рождения не предвиделось, а на оберточной бумаге плясали веселые буковки «С днем рождения». Это могло означать только одно — Макар. Настроение испортилось. Любое напоминание об измене Светика причиняло мне если не боль, то дискомфорт точно. Очень не вовремя…

Я решила, что уеду в «Снежинку» прямо на этой неделе, так будет лучше. Захочет Светик — пусть едет со мной, а нет… Позову Аннушку. Только сперва придется заручиться согласием подруги, а заодно и помириться с ней.

Но вышло так, что до вечера среды я оказалась занята настолько, что даже на телефонный звонок времени не находилось. Видимо, подсознательно я старалась загрузить себя работой максимально, чтобы не оставалось ни секунды свободной. Возвращаясь домой, я что-то съедала — или не съедала — и тут же ложилась в постель, укрывалась с головой одеялом и засыпала почти мгновенно. Это помогало мне избежать любых разговоров со Светиком.

В среду вечером я вспомнила о том, что хотела переезжать завтра, а потому после работы поехала к Вяземской.

Аннушка встретила меня приветливо и с выражением какой-то щенячьей радости в глазах — видимо, была уверена, что после того злополучного телефонного разговора я вряд ли приеду к ней первая. Но я действительно не могла долго обижаться — мы вместе выросли, и человека ближе ее у меня не было, как, впрочем, и у нее тоже. В квартире Аннушки всегда пахло свежевыглаженным бельем — ее домработница была помешана на этом и каждую тряпочку в доме проглаживала с двух сторон. Этот запах почему-то всегда возвращал меня в детство, моя бабушка тоже была ненормальной чистюлей и педантично следила за всем текстилем в доме. Скинув туфли и повесив плащ на вешалку, я прошла в комнату, и первым, что увидела, оказались пяльцы с натянутой на них канвой и мотки разноцветных ниток, горкой возвышавшиеся на журнальном столике.