— Ты слишком высокого мнения о себе, Кира, если считаешь, что я до сих пор вынашиваю какие-то планы мести, — спокойно сказала я, собрав все свое самообладание в кулак, чтобы не расплакаться. — Поверь, в моей жизни было много всяких эпизодов, и ты — всего лишь один из них.

Мельников вдруг поднялся, обошел стол и, остановившись у меня за спиной, положил руки на плечи. Я вздрогнула — что-то недоброе почудилось мне в этом жесте, что-то неуловимо опасное и одновременно… зовущее. Я непроизвольно прижалась щекой к лежавшей на плече руке, и Кирилл, наклонившись, прошептал мне на ухо:

— Пусть так… пусть эпизод… но сейчас ты встанешь из-за стола и пойдешь со мной туда, куда я скажу. Потому что сама этого хочешь. — Сказав это, он резко выпрямил спину и направился к барной стойке оплачивать счет, нимало не сомневаясь, что все будет так, как он сказал.

Самое ужасное заключалось в том, что он не ошибся. Как бы ни старалась я сохранить лицо и холодную отстраненность во взгляде, но его голос, его руки, вообще его присутствие лишали меня способности соображать и сопротивляться. Никому из моих мужчин никогда не удавалось влиять на меня не то что подобным образом, а вообще хоть как-то. Я всегда уходила первой, меня никогда не бросали — я успевала сделать это сама, и потому самолюбие не страдало. Я вела себя с мужчинами только так, как хотела сама, не подчиняясь их «хочу» и всевозможным претензиям. И только Мельников…

Мы вышли из кафе, и на крыльце он крепко обнял меня, прижимая к себе каким-то совсем уж хозяйским жестом:

— Видишь, как все просто? Главное — себе не врать, Варвара.

Не скажу, что у меня были возражения на этот счет.

— И куда же мы? — поинтересовалась я, садясь в его припаркованную неподалеку машину.

— Ко мне, — просто ответил Мельников. — Ремонт закончен, в квартире полный порядок, есть даже хорошее кипрское домашнее вино. — При упоминании Кипра меня передернуло — ну вот что это опять? Совпадение? Или нет?

— И кто же доставляет тебе подобное? — как можно легкомысленнее поинтересовалась я.

— Сам привез, — выезжая из парковочного «кармана», ответил он, и мне стало совсем нехорошо.

— Что ты делал на Кипре?

— А что там можно делать, скажи? Отдыхал.

— Долго?

— Нет, всего семь дней, дольше не вышло.

— Один? — я даже сама не поняла, как у меня вырвался этот вопрос, но было поздно.

Мельников с удивлением повернулся ко мне:

— Ба, да ты ревнуешь, что ли, Жигульская?

— Больно надо. Просто поинтересовалась.

— Учитывая, что просто так ты ничего не спрашиваешь, признаюсь сразу — компания была сугубо мужская, коллеги по работе, — усмехнулся Кирилл. — Это было нечто вроде выездного совещания.

— А говоришь — отдыхал.

— Ну, не все же время мы совещались, правда? Отдохнуть тоже успели.

«Забавная, однако, у тебя контора, — подумала я. — Вряд ли маленькая фирмочка может позволить себе такие вояжи для сотрудников». Опять чудится мне вранье, а я никак не могу ухватить конец нити, и это раздражает.

— Подвох ищешь? — неожиданно спросил Мельников, и я вздрогнула — неужели ухитрилась вслух что-то шепнуть? Со мной подобное иногда случается, если я задумалась.

— Какой подвох? Я тебе не жена, чтобы кругом подозревать, — я пожала плечами и постаралась не отворачиваться в окно, хотя очень хотелось.

— Почему ты такая? Даже соврать ленишься, — как-то грустно констатировал Кирилл. — Ну, сказала бы — да, ищу, потому что ревную. Может, мне было бы приятно.

— А мне, может быть, не было бы. Так зачем напрягаться?

— Сколько тебя знаю, Варька, ты всегда лишних движений боялась. Все рассчитывала так, чтобы не суетиться. Может, потому и рванула так высоко, а? Пока мы тут в мелочах копались, ты четко по продуманному плану шла.

— Я никак не пойму — тебе моя карьера покоя не дает, что ли? Ты и спишь со мной так, словно наказываешь за это, — усмехнулась я.

— Может, это я себя наказываю, когда сплю с тобой, не думала? — парировал Мельников с улыбкой. — Ты представляешь, каково это — знать, что твоя женщина успешнее тебя?

Я снова пожала плечами:

— Ну, так спи с секретаршей — у нее карьера уж всяко менее успешна, чем твоя. Зачем над собой издеваться? Или у тебя извечный мужской комплекс таким образом реализуется — хоть в постели, но ты главнее? Прямо бесовреберный идиотизм какой-то…

— Что? — захохотал Мельников. — Бесовреберный? Это как?

— Это когда бес в ребро, Кирочка. Захотелось тебе острых ощущений в немолодые уже годы.

— Ну, с этой точки зрения ты — несомненное острое ощущение, даже без вариантов. Но вот с идиотизмом перегнула.

— Обиделся?

— На другую обиделся бы. А ты всегда такая была. За то и люблю столько лет.

Ну, вот зачем он опять начинает эту тему? Какая любовь, что он говорит? Любовь…

— Ты не знаешь, как это, — сказала я, отвернувшись-таки в окно.

— А ты?

— И я не знаю, к сожалению. Почему мы остановились?

— Приехали.

Я никогда не понимала Тверскую, уж не знаю почему, но она всегда казалась мне неуютной и какой-то бестолковой. Я слишком давно живу в Замоскворечье, и вот там мне все родное, другие же районы города не вызывают никаких положительных эмоций. Светик называл это «урбанистическим снобизмом».

— Ты чего оглядываешься? — спросил Мельников, запирая машину. — Слежку ищешь?

— Что за глупости? Кому надо следить за мной?

— Что — совсем нет конкурентов? Никому дорогу не перебегала? — Этот вопрос был задан в шутливой манере и с легкой улыбкой, но мне не понравился — я, разумеется, оглядывалась невольно как раз по причине мерещившейся в последнее время слежки.

— Прекрати. — Поморщившись, я пошла к подъезду, испытывая желание как можно скорее оказаться за стеной, в помещении — там, где меня никто не увидит.

Едва за нами захлопнулась входная дверь квартиры, как Кирилл словно сбросил маску, сильно мешавшую ему дышать. Он швырнул на пол кейс, рывком снял плащ и потянул меня к себе. В его глазах я увидела что-то странное, чужое и на секунду испугалась, но потом поняла — это элемент игры, он просто так заводит себя, ему нравится быть сильнее, главнее, и расслабилась.

Избавив от всей одежды здесь же, в коридоре, Кирилл легко подхватил меня на руки и понес в спальню. Холод покрывала неприятно обжег кожу, я вздрогнула и съежилась, но Мельников, начавший раздеваться, тут же повернулся:

— Ляг, как лежала.

Пришлось снова вытянуться, хотя все тело покрылось противными мурашками, и закрыть глаза. Я не стеснялась себя — для своих лет выглядела спортивно и подтянуто, спасибо хорошей генетике и нечастым походам в тренажерный зал. Я знала, что Кирилл, раздеваясь, смотрит на меня, изучает каждый сантиметр, каждый изгиб — он всегда так делал, еще с юности. Не знаю, почему ему так нравился вид моего распростертого тела — как символ победы, что ли? Наконец он лег рядом и неожиданно нежно поцеловал меня в губы, я даже вздрогнула и открыла глаза: