Чувствую, как по ее загорелой коже ползет россыпь мурашек.

— Я в курсе. Так вот, насчет паспорта можешь расслабиться, я уже подала заявление на замену документов. Замок дома тоже сменила. Поэтому ты мне больше абсолютно не интересен, — все же переходит черту, надавливая своей чертовой туфлей сильнее.

Обхватываю лодыжку и резче, чем хотел, отвожу ее ступню в сторону. Токарева издает тихий писк, чувствуя, с какой силой мои пальцы впиваются в ее кожу.

— А зачем пришла?

— Лично тебе сказать, — игнорирует свой дискомфорт и склоняется к моему лицу, — что ты просчитался, милый, — шепчет в самое ухо.

Она снова издает смешок, дергает ногой, чтобы высвободиться из захвата, и расправляет плечи.

— Хорошего вечера, Андрюша. Не скучай.

— Стоять.

Повышаю голос, и она стопорится. Мешкает буквально пару секунд. Складывается впечатление, что повышенные тона ее немного дезориентируют. Плохие воспоминания? С этим мы разберемся позже.

— Не так быстро, — успеваю перехватить ее руку и прижать Токареву к стене. — Даже обидно, что вся эта красота, — в сотый раз за последние минуты обвожу ее тело взглядом, — не для меня.

— Даже не надейся, — выплевывает каждое слово. Еще немного, и зашипит.

— Я и не надеюсь. Я уверен в обратном, — подцепляю резинку на ее волосах и тяну вверх. Рыжий пучок разваливается на глазах, а тяжелые пряди медленно падают на плечи. — Говорю же, так лучше.

— Позволь, я буду решать сама, ладно? Руку убери, — пытается вырвать свое запястье из моей ладони, — синяки останутся.

– А ты не дергайся, и все будет в лучшем виде.

— Да что ты?

— Давай вернемся к вопросу. Я не идиот. Ты могла бы не приходить, особенно после такой запальчивой речи про паспорт и ключи. Но ты здесь. Потому вопрос остается открытым. Зачем?

— Потому что терпеть не могу выскочек. Запомни раз и навсегда: все твои бабки, влияние, вот этот пафос — для меня просто пыль. Ясно? Я не собираюсь терпеть издевки. Не позволю, чтобы ты…

Показательно зеваю, и она замолкает, чуть округлив глаза.

— Я же говорил. Скучно. Среди вас слишком скучно. Ты меня утомила, проваливай.

— Что?

— Вали отсюда.

Вижу, как дергается ее подбородок, как вздымается грудь. Девочка разозлилась, а еще потерялась. Такую речь задвинула… явно рассчитывала на другую реакцию.

— Козел!

С этими словами она вылетает за дверь.

Один — один. На сегодня, думаю, хватит. Пусть побесится.

Токарева почти бегом уносится из поля моего зрения. Только вот минут через двадцать я вижу ее среди гоу-гоу танцовщиц, что разбавляют этот вечер своими танцами на возвышенность, что именуются здесь сценой.

Рыжуля заводит публику, покачивая своими округлыми бедрами в такт музыке.

То, что на ней надето, будет слишком неприлично назвать одеждой. Так, тряпки, скрывающие сокровенные места.

А вот это уже интересно. Упираюсь руками в железную перекладину, продолжая наблюдать за разыгрывающимся шоу.

То, что она у нас профи в танцах, я уже в курсе. Но вот о том, что Есенька вертит задом перед пьяной толпой… вот это уже интересно.

Достаю из карманa смартфон и включаю запись видео.

Есения

— Ну пожалуйста, Есечка, — Таня складывает ладони вместе и смотрит умоляющим взглядом, — если ты мне не поможешь…пожлуйста!

— Да я понятия не имею, что делать.

— Посмотришь на других девчонок, ты быстро схватываешь.

— Тань…

— Выручай, подруга, я соседей уже минут двадцать топлю. Просто представить не могу, во сколько мне это обойдется…

— Все совсем плохо? — иду на попятную под гнетом Танькиных проблем. Я же прекрасно понимаю, что ремонт своей и соседской квартир влетит ей в копеечку.

— Очень. Так что? Выручишь?

— Ладно.

— Отлично. Ты не переживай, мои деньги за смену твои. Не миллионы, конечно…

— Уговорила.

Танька хлопает в ладоши, расплываясь в улыбке.

— Так, пошли с девчонками познакомлю и в двух словах объясню, что к чему…

Этот разговор у нас состоялся сразу, как я сбежала от Панкратова. Уже собиралась уходить и в дверях столкнулась с Царьковой. Мы знакомы с ней сто лет. Когда-то, вместе занимались бальными танцами.

Теперь же я стою на клубной сцене. Всегда терпеть не могла гоу-гоу. Но выбора у меня, походу, не было. Точнее был… но моя сострадательность сыграла на руку Таньке. А вот что принесет это мне… большой вопрос.

Отработав смену примерно до трех ночи, на еле передвигающихся ногах ползу в так называемую гримерку. На самом деле это небольшое помещение с четырьмя зеркалами и кучей вешалок с одеждой для выступлений.

Смываю боевой раскрас, стирая ватным диском тональник с тушью. Под глазами мгновенно образуются черные круги. Пытаюсь энергичнее убрать все это дело, параллельно вызывая такси.

Когда выхожу на улицу, по привычке через главный вход, мельком замечаю Кострова. Он курит неподалеку в компании еще пары парней.

Ускоряю шаг и юркаю в такси. Пейзажи ночного города навеивают сон, и в какой-то момент я отключаюсь. Просыпаюсь от громкого, недовольного голоса водителя, сообщающего о том, что мы приехали.

Расплачиваюсь и, как настоящий сонный мишка, бреду к подъездной двери. Дома заваливаюсь в постель прямо в своем костюме. Только пиджак снимаю. Ноги гудят. Я сто лет не танцевала на таких высоченных шпильках. Теперь остается надеяться, что это не выведет меня на пару дней из строя и я смогу полноценно принимать участие в наших с группой тренировках.

— Есь! — мамин голос доносится откуда-то издалека.

— А, да?! — поднимаю голову с подушки, стараясь разлепить глаза. В них будто песка насыпали.

— На учебу проспишь. Так, а ты почему в брюках?

— Поздно пришла, лень было раздеваться.

— Ты пила, что ли? — мама прикладывает ладонь к груди.

— Нет, — все же слезаю с кровати. На ходу стягиваю штаны и топ. Хватаю полотенце и, завернувшись в халат, иду в душ.

Когда появляюсь на кухне, чтобы позавтракать, снова ловлю на себе укоризненный взгляд. Мама продолжает свою немую войну.

— Мама, я была в клубе с Лесей. Мы танцевали вот на таких каблуках, — разъединяю большой и указательный пальцы на максимальное расстояние, — полночи.

— А ты не забыла, моя дорогая, что утром на учебу? Год только начался, а ты…

— Я проснулась, ничего не пропускаю и ко всему готова. Давай не будем ругаться.