У себя дома Валерия смотрит на меня недоуменно, не понимая моего внезапного раздражения.

— Что ты так дергаешься?

— А что такое?

— А то, что ты мотаешь головой и руками. Странные движения, бессмысленные.

— Я не замечал. Хорошо, что ты мне сказала.

По правде говоря, подумав, я понимаю, что не контролирую все свои движения. Но чтобы положить конец неловкости и как-то оправдать нашу наготу, я ложусь в постель, на нее, снова прокладываю себе путь сквозь ее густую мохнатку и, наконец, скольжу внутрь со стоном удовольствия. Но не надо придавать значение каждому движению, каждому жесту, каждому толчку.

Я попробовал с Валерией своего рода игру в загадку-разгадку, просто чтобы заполнить множество пауз в разговоре. Некий мужчина должен выбрать в темноте два носка одного и того же цвета в ящике, где лежат только красные и синие носки. Вопрос: сколько носков он должен вынуть из ящика на ощупь, чтобы наверняка у него получилась пара одного цвета? Валерия сразу говорит: три. Вот и получится, что он вынет два красных и один синий, или два синих и один красный, или все три одного цвета — либо синие, либо красные. В ответ — снисходительная улыбка. Я надеялся, что маленькая загадка хоть на минутку вызовет у Валерии растерянность, как у Занделя, которому я как-то задал этот глупый вопрос. В общем, я решил исключить из своего репертуара загадку с синими и красными носками. Между прочим, я заметил, что Занделю стало не по себе, он почти обиделся, когда не смог решить сразу такую идиотскую задачку. Это он — эксперт по числовым рядам и геометрическим вычислениям в Древнем Египте. Некоторые считают, что за этим кроется бог весть какой трюк, и начинают серьезно думать, тогда как здесь совершенно ничего нет. Это своего рода загадка-плацебо. Должен добавить, что когда меня подверг этому испытанию один университетский коллега, я без колебаний сказал, что вынул бы из ящика только два носка, надеясь на удачу или на теорию вероятностей. В худшем случае, кто мне мешает выйти в одном носке красном, а в другом — синем? Оба эти цвета так хорошо дополняют друг друга.

Задача о красных и синих носках такая же дурацкая, как и вопрос, что тяжелее — килограмм сена или килограмм свинца. Нет, надо было придумать что-нибудь получше, чем носки в темноте или килограмм свинца, чтобы найти общий язык со случайными собеседниками и рассеять приступы робости и политической или бытовой аллергии.

Между тем планета Земля не заботится о моих проблемах и моей нерешительности и с огромной скоростью вращается в космосе, не зная ни минуты покоя, тогда как я устал. А на улице проливной дождь.

Джано выглядит рассеянным, но в удивительном чутье ему не откажешь. Особенно хорошо у него работают антенны подозрительности. По большей же части его теоретические амбиции сопряжены с мрачными противоречиями. Он утверждает, что каждый поступок порождает серию цепных реакций, приводящих к постоянным конфликтам, а случается, и к положительным результатам, но почти всегда в конце концов к катастрофе. В качестве негативного примера он приводит историю об Эзра Паунде: живя в Венеции, он каждое утро, едва проснувшись, открывал окно и громко выкрикивал: «Disaster!»[6]Анализируя урбанистическую ситуацию в Риме, сложившуюся после войны, все эти грандиозные спекуляции, Джано говорил, что и ему следовало бы каждое утро выкрикивать прорицание американского поэта и посмотреть, в какой мере девушку, от которой потребовали полной наготы, можно включить в обсуждаемую тему.

Время от времени его разрушительные устремления встречают сопротивление даже со стороны его студентов, хотя в большинстве своем они с ним заодно. На стене аудитории, где Джано читает лекции, он велел повесить большую топографическую карту Рима, потому что именно с Рима Джано хотел бы начать революцию полной Урбанистической Деконструкции, которую его студенты сразу же окрестили Урбанистической Утопией — У.У.

Для начала Джано задумал разрушить целые группы домов в квартале Париоли, разделенном на топографической карте на множество районов. Подлежащие сносу он пометил зеленым маркером. Зеленый цвет должен означать, что эти районы следует превратить в пышные сады или в небольшие площади. На каждой площади, находящейся по линии существующего или будущего метро, должны быть кинотеатр или театр, кафе и рестораны, супермаркет и конечно же большая подземная автостоянка, а по возможности — дискотека, спортивный зал, бассейн.

После Париоли Джано хотел заняться оздоровлением Винья Клара, которую надо было только «разредить», снеся здания через одно. Затем следовало приступить к решению проблемы таких огромных «муравейников», как Тусколана, Аппия Нуова и Тибуртина, которые, говорил он конфиденциальным тоном, должны быть снесены под корень и перестроены по вертикали. Один небоскреб вместо каждых десяти «муравейников», тогда на одной десятой площади может разместиться все тамошнее население. Больше простора, много зелени, много воздуха, много света. Легче осуществить программу в более благоустроенных окраинных районах, таких, как Африканский квартал или Колли Аньене: там можно создать просторные площади, разрушив лишь некоторые группы домов. Речь просто идет о стратегическом плане, к осуществлению которого можно было бы привлечь и студентов.

Все это мне объяснил один из учеников Джано, который иногда после обеда приходит поискать в нашей библиотеке материалы для своего диплома. Со мной Джано не очень делится своими урбанистическими проектами. У меня такое впечатление, что в университете, где его лекции пользуются большим успехом, он исчерпывает почти весь свой словарный запас, оставляя для дома самую малость. Я понимаю также, что он предпочитает излагать собственные урбанистические фантазии в форме романа.

Увы, он мне не разрешает читать то, что пишет, и я сама должна тайно, как какая-нибудь воровка, проявлять инициативу, если хочу прочесть несколько страниц. И тогда я узнаю, что Джано, пардон, Буби, расхаживает нагишом по квартире Тани, то есть Валерии, и, не смущаясь, пишет об этом (в скобках замечу, что, увидев имя Буби, я так и слышу собаку, лающую мне в уши). Странно, что в своих записях Джано так непринужденно говорит о сексе с Валерией.

Между прочим, один из его студентов, часто заглядывающий к нам, чтобы поискать нужную книгу в библиотеке, бросает на меня такие взгляды, что можно подумать, будто у него особый интерес к моей персоне. Ну такие взгляды!

Октябрь в Риме бывает жарким и душным. Мог ли я отказаться от сразу же подхваченного Клариссой предложения Занделя и Ирины поехать на конец недели во Фреджене? Вилла Пиний считается самым лучшим местом для отдыха в тени после нескольких часов, проведенных на пляже, в приятной обстановке под прекрасными пиниями, где официанты бегают от столика к столику, разнося прохладительные напитки и кофе. Ничто так не приносит отдохновения, как вид работающих людей. Кларисса упрекнула меня, сказав, что подобные мысли у культурного человека невыносимо нахальны и высокомерны.