разошлось далеко за пределы лечебниц. Она проникала в Голливуд, в правительство, в образование, в воспитание детей, в политику и крупный бизнес. Психиатрия наслаждалась свалившейся славой, не обращая внимания на нуждавшихся в помощи людей с серьезными психическими заболеваниями.

В целом же общество казалось готовым противостоять этому влиянию. Благодаря своему исследованию Дэвид Розенхан стал научной знаменитостью и любимцем журналистов, его работы широко освещались по всей стране. Это привело к появлению множества статей, некоторые из которых были откровенно враждебными. Повсюду, от «New York Times» до «Journal of Abnormal Psychology», люди обсуждали пределы психиатрии как медицинской специальности. На многих посвященных исследованию страницах Reddit и сегодня общаются тысячи людей, обсуждающих существование проверенной научной статьи, которую они могут использовать против медицинских специальностей, игнорирующих, пользующихся или злоупотребляющих ими. В семидесятых была даже вспышка псевдопациентов-подражателей, включая студента колледжа, оказавшегося в государственной больнице Джексонвилла и разоблаченного персоналом в 1973 году. Он был вторым псевдопациентом, который появился в этой больнице за полгода.

Именно критика принесла Розенхану известность как уважаемому специалисту в области диагностики. Это произошло несмотря на то, что он работал в больнице лишь полгода на заре своей карьеры, где исследовал, но никогда не лечил людей с серьезными психическими заболеваниями. Будучи психологом-консультантом в администрации по делам ветеранов, он давал показания на флотском слушании о диагнозе шизофрении и принудительной госпитализации шкипера и стал символом недостатков психиатрии на бессчетных научных конференциях. Адвокаты использовали эксперимент Розенхана как доказательство того, что психиатр, выступающий в суде как свидетель-эксперт, – это оксюморон. Они утверждали, что такие показания перед лицом суда не обоснованнее подбрасывания монетки.

Когда доктор Дебора Леви рассказала мне об этом исследовании, я и не представляла, что щупальца данной научной работы почти полувековой давности протянулись в самых невероятных направлениях, включая биоцентрическую модель психических заболеваний, деинституционализацию психиатрии, антипсихиатрию и борьбу за права психически больных. Также я не подозревала, что оно изменит мои взгляды на то, что я, как мне казалось, прекрасно понимала. Читая статью впервые, я (как и многие до меня) просто узнавала в словах Розенхана многое из собственного опыта. Я видела, как ярлыки врачей меняли их отношение ко мне: например, во время госпитализации один психиатр описал мою простую белую рубашку и черные леггинсы как «разоблачающие», использовав это в качестве доказательства моей гиперсексуальности – симптома, подтверждавшего биполярное расстройство. Вызванные такими метками суждения нелегко игнорировать. Как только врачи поняли, что моя проблема неврологическая, качество ухода тут же улучшилось, хотя я несколько недель прожила с психиатрическим диагнозом. Сочувствие и понимание пришли на смену полному отстранению, определившему мое лечение. Будто психическое заболевание – моя вина, а физическая болезнь что-то незаслуженное, что-то «реальное». Точно так же психиатры лечили и псевдопациентов, причина предполагаемого несчастного положения могла быть только «психической».

«Неизвестно, почему такие черты личности, как “сумасшедший” или “безумный”, вызывают столь сильные впечатления, – писал Розенхан. – Сломанную ногу можно вылечить, а психическое заболевание может быть неизлечимым. Сломанная нога не грозит стороннему наблюдателю, а сумасшедший шизофреник? Сегодня есть множество доказательств того, что отношение к психически больным характеризуется страхом, враждебностью, отчужденностью и подозрительностью. Для общества душевнобольные – это прокаженные».

Психиатрия наслаждалась свалившейся славой, не обращая внимания на нуждавшихся в помощи людей с серьезными психическими заболеваниями.

Я увидела и полную потерю собственного «я», испытанную всеми восемью псевдопациентами во время госпитализации, и рассердилась на то, что они словно не заслуживали сочувствия или заботы. «Временами деперсонализация достигала таких масштабов, что псевдопациенты ощущали себя невидимыми или, по крайней мере, недостойными внимания», – утверждал Розенхан. Я ощутила, как они возмущались вопиющим высокомерием врачей, которые даже перед лицом неопределенности оставались уверены в своей правоте. «Вместо того чтобы признать, что мы только приближаемся к пониманию, мы продолжаем навешивать пациентам ярлыки “маниакально-депрессивных”, “шизофреников” и “безумцев”, как будто в этих словах мы уловили самую суть. Суть же в том, что… мы не можем отличить здоровых от нездоровых».

Когдя я впервые читала «Психически здоровых на месте сумасшедших», первый из сотни предстоящих мне текстов, в тихом номере бостонского отеля, я сразу же поняла, почему широкая публика восхищалась этим исследованием и почему психиатры презирали его. Я увидела одобрение труда Розенхана в письме того мужчины с сыном-шизофреником, который написал мне по электронной почте. Я осознала все разочарование и фрустрацию, испытанные мной в прошлом. Почувствовала скрытый поток гнева, прошедший через всю его работу. То же самое я чувствую, когда представляю себе лицо моего зеркального отражения, той неизвестной девушки, попавшей в ловушку психиатрического диагноза, которая уже никогда не станет прежней.

«Вы современный псевдопациент», – сказала мне доктор Леви в тот вечер, имея в виду, что я тоже была ошибочно принята за психически больную.

Однако я восприняла это по-другому: это был вызов, призыв узнать больше и понять, как это исследование и резкие вопросы Розенхана, поднятые почти пятьдесят лет назад, могли бы помочь несчетному числу иных – тем, кого наше здравоохранение оставляет за бортом.

5

Загадка внутри головоломки, окутанной тайной

Я многое хотела спросить у Дэвида Розенхана: о его опыте, о псевдопациентах, о создании эксперимента и сложностях в его реализации. Но он умер в 2012 году, как раз когда я готовилась к публикации моей книги «Разум в огне». Я отчаянно искала другие его работы, но за исключением одного дополнительного материала, в котором он разъяснял некоторые моменты своего исследования и краткой отсылки к нему во введении к его учебнику патопсихологии, Розенхан ничего не публиковал по этой теме. Как я выяснила, он даже заключил сделку на публикацию книги, но так и не передал рукопись в печать, из-за чего судился с издательством. Он просто попрощался с этой темой, когда ей так нужен был герой. Что же заставило его замолчать?

К сожалению, ответ дался мне нелегко. Google и простой поиск не рассказали мне ничего нового о создании «Психически здоровых на месте сумасшедших». От новостей тоже не было толку. Казалось, за пределами первоисточника нет почти ничего – только 8 псевдопациентов, 12 больниц, «Стук. Пустой. Полый». Ни один из псевдопациентов не раскрыл себя, их настоящие имена не были названы. То же касалось и больниц, в которые они проникли. Розенхан хранил молчание до конца своих дней и не рассказывал никаких подробностей об этих учреждениях (не считая того, что убедил руководителя государственной больницы Делевара что, несмотря на слухи, он не отправлял туда испытуемых). Розенхан писал, что будет решительно защищать эту информацию, потому что обвинял не отдельных врачей или больницы, а систему