Мисс Кейн все еще улыбалась, но ответ ее был жесток:

— И все же не так, как двое любящих родителей, согласны?

Гнев в сердце Гарри сменился усталостью. Он опустил взгляд:

— Приходится мириться с обстоятельствами и извлекать из ситуации лучшее. Не сдаваться.

— В одиночку? У вас есть девушка? Или кто-нибудь?

Гарри нахмурился, размышляя, не начнет ли она делать сомнительного свойства предположения насчет его сексуальной жизни, как мисс Макси.

— Сейчас нет. В Кембридже был кое-кто, но ничего не вышло.

— Почему?

— Мы с Лорой устали друг от друга, мисс Кейн. Никакой драмы.

Она сменила тему:

— А после Дюнкерка? После контузии, когда вы столкнулись с паническими атаками, когда вас пугали громкие звуки. Вы решили, что тоже не будете сдаваться?

— Да, хотя больше не был солдатом. И не буду.

— Вас это злит?

Он взглянул на нее:

— А вас бы не злило?

Мисс Кейн укоризненно склонила голову набок:

— Мы сейчас говорим о вас, Гарри.

— Да, я решил бороться дальше, — вздохнул он.

— Было ли у вас искушение отойти в сторону? Сослаться на то, что вы инвалид?

Гарри снова посмотрел на нее. Боже, а она соображает!

— Да, да, думаю, было. Но я не поддался. Сперва стал гулять по территории госпиталя, потом переходить дорогу, потом отправился в город. Становилось легче. Я не так сильно пострадал, как некоторые бедолаги.

— Должно быть, вы набрались храбрости, побороли страх, раз помогли семье своего кузена во время бомбежки ночью накануне приезда сюда.

— Ты или борешься, или сдаешься. Таковы наши дни. Даже когда все, что принимал как само собой разумеющееся, во что верил, вдруг пошло прахом. — Гарри издал протяжный вздох. — Думаю, картина всеобщего бегства с пляжа, этот хаос повлияли на меня не меньше, чем снаряд, который едва со мной не покончил.

— Но дальше бороться вам придется в одиночестве.

Голос мисс Кейн внезапно смягчился. Гарри ощутил, что глаза у него наполняются слезами. Он вдруг сказал, сам того не желая:

— Той ночью в укрытии все было так странно. Мюриэль, жена Уилла, взяла меня за руку. Мы с ней никогда не ладили, мне казалось, она недолюбливает меня, но она взяла мою руку. И все же…

— Что?

— У меня пересохло в горле. Было холодно. И грустно.

— Вероятно, вам хотелось, чтобы это была не Мюриэль.

Он поднял глаза на нее и удивленно произнес:

— Да, вы правы. Но я не знаю, чью руку я хотел бы почувствовать на своей.

— Нам всем нужна чья-то рука.

— Неужели? — Гарри принужденно рассмеялся. — Мы далеко уклонились от моей задачи.

Мисс Кейн кивнула:

— Я просто хочу получше узнать вас, Гарри, просто получше узнать.

Из задумчивости Гарри вывел резкий крен самолета. Он схватился за подлокотники кресла и глянул в иллюминатор, потом пригнулся к нему. Они вышли из облаков и летели над землей. Испания. Гарри смотрел вниз, на пейзажи Кастилии — желто-коричневое море, испещренное крошечными заплатками зеленых полей. Самолет, делая вираж, снижался; стали видны пустые белые дороги, дома с красными черепичными крышами, тут и там — руины времен Гражданской войны. Пилот объявил, что они скоро приземлятся в аэропорту Барахас, и через несколько минут самолет уже катил по взлетно-посадочной полосе. Моторы заглушили, и Гарри оказался на земле Испании. Его охватила смесь радостного возбуждения и страха; до конца не верилось, что он снова в Мадриде.

В иллюминатор Гарри разглядел человек шесть сотрудников Гражданской гвардии[3] в уже знакомой ему темно-зеленой форме, которые стояли у здания аэропорта и смотрели на взлетную полосу. На поясе у них висела желтая кобура. Они до сих пор носили свои жуткие архаичные кожаные шапки с двумя маленькими крылышками сзади, черные и блестящие, как жесткие надкрылья жуков. В 1931 году, когда Гарри впервые приехал в Испанию, эти гвардейцы, давние сторонники правых, находились под угрозой со стороны Республики, и на их суровых лицах были написаны злость и страх. Вернувшись в 1937-м, во время Гражданской войны, он их не увидел. Теперь же они появились вновь, и Гарри ощутил сухость во рту, глядя на их холодные, мрачно-спокойные лица.

Он присоединился к пассажирам, которые направились к выходу. Тяжелая жара навалилась на него, как только он спустился по трапу и встал в хвосте змеящейся очереди, пересекавшей аэродром. Здание аэропорта представляло собой не более чем бетонный ангар, краска на стенах отслаивалась. К ним подошел один из гвардейцев и встал рядом.

— Por allí, por allí[4], — настойчиво повторял он, указывая на дверь с табличкой «Inmigración».

У Гарри был дипломатический паспорт, и его пропустили быстро, на чемоданы поставили мелом кресты, даже не взглянув. Он обвел глазами пустой холл при входе. Тут слабо пахло дезинфицирующим средством, какой-то тошнотворной дрянью, которую всегда используют в Испании.

Человек, одиноко стоявший у колонны и читавший газету, махнул ему рукой и подошел:

— Гарри Бретт? Саймон Толхерст из посольства. Как долетели?

Он был примерно одного возраста с Гарри, высокий, красивый, нетерпеливо-дружелюбный. И сложения был схожего — крепость тела переходила в полноту, хотя у человека из посольства этот процесс зашел дальше.

— Отлично. Почти всю дорогу было облачно, но не слишком трясло.

Гарри заметил на Толхерсте итонский галстук, яркие цвета не сочетались с льняным пиджаком.

— Я отвезу вас в посольство, дорога займет около часа. Мы не пользуемся услугами водителей-испанцев — все они шпионы правительства. — Он засмеялся и понизил голос, хотя вокруг никого не было. — Эти ребята так оттягивают назад уши, чтобы подслушать разговор, что ты только думаешь, как бы они не сошлись у них на затылке. Это так заметно.

Толхерст вывел Гарри на улицу, на солнце, и помог загрузить чемодан в багажник отполированного до блеска старого «форда». Аэропорт находился за городом в окружении полей. Гарри стоял и смотрел на суровый пейзаж в коричневых тонах. По другую сторону дороги он увидел крестьянина, который на двух тощих быках вспахивал стерню деревянным плугом, как делали его предки во времена римлян. Вдалеке на фоне ярко-голубого неба вырисовывались налезавшие друг на друга пики горного хребта Гвадаррама; они поблескивали сквозь поднимавшееся со склонов марево. Гарри почувствовал, как у него на лбу выступает пот.

— Жарковато для октября, — сказал он.

— Было чертовски знойное лето. Урожай сняли совсем скудный, теперь они тревожатся по поводу ситуации с продовольствием. Это может сыграть нам на руку — у испанцев поубавится охоты ввязываться в войну. Но пора ехать. У вас назначена встреча с послом.

Толхерст вырулил на пустую дорогу, вдоль которой росли пыльные тополя. Листья у них были желтые по краям и напоминали факелы.

— Давно вы в Испании? —