– Разбитое сердце – не позор, – тихо пропела Карен. Адам сделал вид, что не услышал.

В самом деле, почему он один везет всю пиццу? А может, даже платит за нее. (Нет. Нет, семья Гарсия – порядочные люди. Ужасно занятые, но порядочные.) И что тут такого – они с Энцо друзья, разве нет? Разве друзьям нельзя помогать друг другу? Друзьям, между которыми лежит черная бездна боли, но видит ее лишь один из них…

– Ты ведь понимаешь, что у нас все несерьезно? – спросил Энцо накануне того дня, когда они стали «друзьями». Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как он признавался Адаму в любви. И две секунды после того, как признался Адам (в последний раз, как выяснилось).

– Мы просто прикалывались, – сказал Энцо, не глядя ему в глаза. – Только и всего.

Поначалу он решил, что Энцо шутит – конечно, шутит! Разве шестнадцать месяцев – это несерьезно? Что это, если не любовь?

– Подростковые эксперименты, все такое, – продолжал Энцо. Ах вот, значит, что.

В тот момент Адам еще мог спасти… ну, если не отношения, то хотя бы свою самооценку. Однако он увидел панику на лице Энцо – на таком знакомом и любимом лице: эти губы, которые он целовал, эти глаза, в которых сверкали слезы и смех… Энцо был в ужасе, и Адам оторопел.

– Ага. – Он засмеялся принужденно, через силу. – Ну да, прикалывались! – Еще посмеялся. – Эти признания в любви – по приколу, ха, ха, ха!

– Ты не подумай, я ничего против не имею… Иногда все можно. Мы… ну, типа просто помогаем друг другу, пока не заведем себе настоящих подружек, так?

– Мне подружка не нужна, – сказал Адам. Ладно хоть тут не соврал.

– Ну, о’кей. А мне нужна, – сказал Энцо, опять не глядя на него.

И удивляться было, в общем-то, нечему. Если вспомнить все признания Энцо, разве он хоть раз сказал Адаму: «Я люблю тебя»? Нет, все эти месяцы он только откликался: «Я тоже».

Энцо просто другой, так себя успокаивал Адам. Он иначе выражал свои чувства. Если Адам выражал их словами, то Энцо – делами. Он находил другие способы рассказать о своей любви: прикосновения, поцелуи, секс (причем отнюдь не односторонний)…

– Зачем вообще вешать ярлыки? – то и дело спрашивал Энцо. – Почему нельзя просто жить?

И Адам отвечал:

– О’кей.

Он говорил: «О’кей».

Даже ни разу не произнес пафосную хрень про «это-не-ярлык-а-ключ», которую так заценила Анджела. Почему? Почему он молчал? Почему молча соглашался на все, что предлагал Энцо? Без споров, без требований. Без каких-либо намеков на самоуважение.

Потому что он его любил. Других причин и не нужно. От любви, видно, тупеешь.

И от одиночества, наверное, тоже.

Взять хоть тот день, когда Адам получил водительские права. Ну и денек…

Минуло два месяца после его шестнадцатого дня рождения. К тому времени они с Энцо встречались уже полгода. Адам думал, что завалил экзамен: во время теста на параллельную парковку он со всей дури въехал задним бампером в бордюр. Однако инспектор – помятый дядька, у которого, видимо, случилось какое-то горе, из-за чего он в буквальном смысле был на грани слез, – не обратил на промашку Адама никакого внимания и, даже не взглянув на него, молча поставил отметку об успешной сдаче экзамена.

Адам повез Энцо прогуляться на маминой машине, предварительно пообещав не выезжать на шоссе и звонить каждый час, чтобы мама знала: он ничего не разбил и не умер. Они решили пренебречь законом штата о том, что первые полгода после получения прав водитель не имеет права возить пассажиров (за исключением родных братьев, сестер и прочих ближайших родственников).

– А чего, мы похожи, сойдем за братьев! – сказал Энцо.

Нет, они не были похожи. Ни капли.

Отпраздновать получение прав решили в закусочной «Денниз» – жаренной во фритюре моцареллой и их фирменными сэндвичами с яичницей «полумесяц над ветчиной».

– Поехали на озеро! – предложил Энцо, когда они доели.

– Да мы все время ездим на озеро, – сказал Адам.

– Да, но не одни. И не на другой берег.

– На другом берегу ничего нет.

Тут Энцо улыбнулся.

Земли на противоположном берегу озера считались частью заповедника. Но в действительности – главным образом из-за урезанного природоохранного бюджета – там нелегально выращивали травку. А еще ходили нелепые и жуткие слухи о каком-то лесном культе: якобы люди встречали там полуголых мужиков в шкурах невиданных зверей.

– Мы же не ночью едем, – сказал Энцо. – Средь бела дня.

– Скоро темнеть начнет.

Адаму не нравилось, что одна мысль о поездке на другой берег озера так его пугала. Но она в самом деле пугала. Причем он боялся не столько умереть или попасть в какую-то передрягу, сколько реакции родителей. Вдруг они узнают? Этот вопрос в последнее время частенько не давал ему покоя.

– Знаю. Это я и хочу тебе показать.

Словом, они поехали. Энцо подсказывал путь по извилистым лесным дорогам. При свете дня эти места выглядели мирно и безобидно (хотя именно здесь находился коттедж, в котором позднее убили Кэтрин ван Лювен, так что в легендах, видимо, все же была доля правды).

– Куда едем? – спросил Адам.

– В одно секретное местечко.

– Откуда, интересно, ты о нем узнал?

– Да не помню толком… В интернете прочитал. – Энцо поглядел на Адама. – Когда думал, что тебе подарить.

– Ты обо мне думал?

У Адама сразу отлегло от сердца. Заодно чуток встал член и пробило на «ха-ха».

Бред!

– Поворачивай. Кажется, мы на ме…

– Ого! – вырвалось у Адама, когда они остановились на небольшой парковке.

Парковка совсем не выглядела заброшенной. Деревья впереди живописно расступались, заключая в рамку пик Рейнир. Наглый, как мартовский кот, он купался в лучах закатного солнца, приобретая неприлично розовый окрас.

– Лучший вид на гору открывается отсюда, – сказал Энцо. – Вроде как.

– Круто…

Словечко было совершенно неуместное, но Адам не придумал, как еще описать эту внезапную красоту. Казалось, что гора – предмет объяснимой гордости всех местных жителей – явилась сюда специально для Адама и предстала во всей красе ему одному. По приглашению Энцо.

Это ведь любовь, так? Энцо потратил время, думал о нем, хотел сделать ему подарок в честь получения прав. Заранее позаботился о том, как провести этот вечер.

– Я люблю тебя, – сказал Адам, не сводя глаз с горного пика.

– Знаю, – ответил Энцо, тепло и с любовью констатируя простой факт.

– Мои родители… – Адам с трудом проглотил подступивший к горлу ком. – Понятия не имею, что бы я без тебя делал.