Они чокнулись и выпили в тот вечер, кажется, по последней.

Антонина вызвалась проводить его до автобуса.

— Что это с тобой, Чукча? Планы строишь? Выкинь из головы — у Всеволода Игоревича жена и трое сыновей. Марш наверх — детям спать пора.

Девушка громко расхохоталась, как будто двоюродный родственник сказал что-то невероятно смешное. Наконец изрекла:

— Оставь, пожалуйста, эти пьяные глупости для своей Люсии, ей наверняка понравится. Привет.

Пойдемте, Сева. — Она взяла Мерина под руку и, выходя в сад, громко, чтобы услышал брат, сказала: — Он свою курносую пассию так называет — Люси-и-и-я, хотя на самом деле она элементарно Люська.

… Сева открыл глаза, в очередной раз перевернулся на спину, взглянул на часы: без двадцати четырех с секундами ровно одиннадцать — так обычно острил Анатолий Борисович Трусс. Что-то Людмила Васильевна некстати загуляла, никогда так поздно из дома не выходила. Загадка на загадке сегодня эта урожденная Яблонская. Надо идти искать.

Беззвучно завибрировал мобильный телефон — на экране высветился номер Какца.

— Добрый вечер, Самуил Исаакович.

— Здравствуйте, Всеволод. Я не поздно?

— Нет, нет, что вы.

— Да я, собственно, с пустяками, мог бы и завтра, но не терпится, вы уж простите: был сегодня на рынке, покупал картошку, мне нужна была старая, прошлогодняя, для винегрета, продавец меня уверил, что у него старая, внешне она так и выглядела — большая и грязная, а пришел домой, разрезал — внутри оказалась молодая. Ну то есть близко к старой никакого отношения не имеет. Меня обманули. Как вы думаете, Всеволод, с рыночным товаром я могу обратиться в Общество защиты прав потребителей?

Сева был так занят собственными мыслями, что не сразу «врубился» в Какцевскую аллегорию: какая картошка? какой винегрет?..

— Всеволод, вы меня слышите или мне лучше перезвонить?

— Слышу, слышу, только…

— Я говорю — сегодня мне вместо старой подсунули молодую, понимаете? Могу я обратиться к кому-нибудь за защитой своих прав? — И поскольку в трубке по-прежнему молчали, Самуил Исаакович капризно вопросил: — Есть же у меня в конце концов какие-то права!?

И только тут до Мерина дошло (как же он мог забыть!!!): именно сегодня после трех часов муровский музыкальный эксперт должен был посетить композитора Антона Игоревича Твеленева по его просьбе. И в связи с поручением Скоробогатова результат этого посещения был для Мерина крайне важен, может быть, это было самое важное, что ему необходимо было узнать за сегодняшний день. Но недотепа Какц со своим винегретом…

— Я понял вас, Самуил Исаакович, понял. — Мерин, хоть и с некоторым опозданием, по достоинству оценил какцевскую конспиративность — факт общеизвестный: телефон секретов не держит. Поэтому вопрос постарался задать в том же предложенном музыкальным экспертом овощном стиле, правда, получилось это у него довольно коряво: — А продавцу предлагаемого вам картофеля вы сообщили о его заблуждении по поводу возраста клубней?

Прежде чем ответить, Какц, похоже, какое-то время хихикал.

— Что вы, Всеволод, нет, конечно. Я подумал, — пусть остается в неведении.

— Понял вас. Но, к сожалению, ничем не могу помочь — не знаю какими правами обладает Общество защиты прав потребителей по отношению к рыночным продовольственным товарам. Вам лучше позвонить еще кому-нибудь.

— Бесполезно, я уже кого мог обзвонил, не беспокойтесь, вернее — простите за беспокойство. Ладно, утро вечера мудренее. Спокойной ночи.

Какц прервал связь.

Мерин нажал кнопку отбоя. Расшифровка нехитрой сельскохозяйственной морзянки заняла долю секунды: скрипка не старинная, поддельная, но подделка выполнена качественно; огорчать старого композитора своим открытием Какц не стал; Скоробогатову результаты анализа, по всей вероятности, уже известны; завтра утром — так предполагает музыкальный эксперт — состоится по этому поводу совещание у полковника. Все, кажется.

Да-а-а! Вот это новость! Это удар в самое поддыхало: старинную скрипку украли и заменили подделкой!

В прихожей заскрипел открываемый замок, стукнула дверь, Людмила Васильевна спросила:

— Севочка, ты спишь?

— Давно.

Видимо, ответ внука показался ей несколько необычным, поскольку следующую фразу она произнесла через продолжительную паузу:

— Ну спи, милый. Не волнуйся, я пришла.

Внук же, если и волновался, то совсем по другому поводу, ибо, не заметив даже собственного хамства, он по-скоробогатовски заходил по своим малогабаритным апартаментам.

Итак.

Престарелый, при жизни мифологизированный композитор владеет старинной, по всему — очень старинной, скрипкой. Пропажа весьма ценных вещей после случившейся в доме кражи, как он сам признается, его не волнует. Он дорожит только этой самой скрипкой и просит прислать к нему музыкального эксперта, причем настаивает именно на криминальном эксперте: инструмент на месте, в футляре, но, по всей вероятности, он подозревает, что его могли подменить, и если это так, то помощь ему оказать могут только правоохранительные органы. Эксперт Какц определяет, что инструмент не подлинный — подделка под старину, но владельцу по какой-то причине об этом не сообщает. Завтра на совещании у Скорого он поделится своими соображениями, а пока ясно одно: что-то его сильно смутило.

Мерина же во всей этой истории смутило только одно: как это композитор, музыкант не смог отличить собственную скрипку от подделки до такой степени, что понадобился эксперт? Как это может быть?! Ну смычком-то проведи по струнам — и все станет ясно. Или он оглох в свои девяносто? Тогда вглядись хорошенько! Или ослеп?

Не разрешив ни одного из поставленных перед собой вопросов, Всеволод Игоревич не заметил, как заснул, не раздеваясь, на своем диванчике и до утра ему снился безобразный хромой старик без ушей, с глазами, почему-то заклеенными коньячными этикетками.

Ровно в девять Самуил Исаакович Какц просунул голову в приемную полковника Скоробогатова:

— Здрасьте, солнышко. С добрым вас утром, прекрасно выглядите. У себя? — Он ткнул указательным пальцем в сторону дубовой двери кабинета начальника отдела.

Секретарша Валентина, весь предыдущий день потратившая на борьбу с неприличных размеров ячменем, залепившим ее в обычной жизни очаровательный правый глаз, и никак не преуспевшая в этом многотрудном занятии, восприняла какцевское «прекрасно выглядите» за неприкрытое издевательство и не удостоила его ответом.

Какц, по необъяснимой для самого себя причине, панически боялся пуще всяких начальников именно их, секретарш, по возможности старался избегать общения с ними и, когда это удавалось, пулей проскакивая мимо. На этот раз интуиция и грозный вид Валентины подсказывали: проскочить не выйдет — терпение и скромность. Он негромко покашлял, переступая с ноги на ногу поскрипел половицами, повздыхал и только, когда никакие ухищрения не возымели действия, попробовал еще раз обнаружить себя более обстоятельным вопросом.