Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя не изменилось ничего. Лукас помрачнел.
Он по-прежнему Лукас Конвей, а не Лукас Гонсалес. На его виске пульсировала жилка. И он ни за что не назовется Лукасом Сабато, как его назвали при рождении. Он покачал головой.
- Мы с трудом отследили ваш путь после смерти вашего отца, - спокойно сказал адвокат. - Вы сменили имя и поселились в Европе. И вы отдалились от своей семьи.
Сидящий за столом мужчина смотрел на Лукаса с надеждой, словно ожидая, что тот избавит его от страданий и признается, почему он так старательно скрывал свою истинную личность все эти годы. Лукас поджал губы в тонкую линию.
Он не собирался ничего рассказывать адвокату.
Зачем? Его прошлое принадлежит только ему, а его мысли слишком мрачны, чтобы делиться ими. Гораздо проще принять тот элегантный и до мелочей продуманный образ, который Лукас представлял миру. Кто в здравом уме захочет копаться в мучительном прошлом?
Получив неожиданное преимущество, он очень рано стал миллиардером. Людей так поражало его богатство, что они умудрялись тщательно копаться в его прошлом. Когда ты богат, люди ведут себя с тобой настолько подобострастно, что ты можешь контролировать все их намерения. Лукас ловко уклонялся от неприятных ему тем. Он даже не говорил, где родился. Эта ловкость помогла ему стать одним из самых молодых миллиардеров во всей Ирландии. Акцент помогал скрыть его происхождение. Его нью-йоркский выговор практически исчез после изучения нескольких языков в Швейцарии.
- Спасибо вам за помощь, - тихо произнес Лукас, вставая на ноги и кладя конверт во внутренний карман пиджака.
Он почти не осознавал, как адвокат пожимает ему руку, а секретарша в приемной встает и поправляет юбку-карандаш на красивых бедрах, пока он проходит мимо. Обнадеживающая улыбка сошла с ее губ, когда Лукас не остановился у ее стола. Выйдя на улицу, он почувствовал легкий холодок. После двух напряженных недель деловых встреч сегодня утром все выглядело иначе. Он планировал снять квартиру, чтобы остаться в городе как минимум на шесть месяцев. Даже сейчас ему незачем менять планы. Лукас не бывал здесь много лет, потому что не хотел встретиться со своим отцом, но человек, который ошибочно называл себя его папашей, мертв. И Лукас не позволит этому ублюдку влиять на него из могилы. Поэтому он решил вернуться в город своей юности и насладиться им.
Мельком взглянув на часы, он пешком отправился к агенту по недвижимости. Идя по Пятой авеню, он напрягся, посмотрев на Флэтайрон-билдинг, которое не видел с тех пор, как ему исполнилось то ли четырнадцать, то ли пятнадцать лет. Он в последний раз проводил тогда здесь школьные каникулы. Возвращение домой закончилось как обычно: отец набросился на него с кулаками, но Лукас просто ушел, стараясь забыть его насмешки.
- Не будешь драться? Кишка тонка?
Издевки были неуместными, потому что Лукас в тот год стал достаточно сильным, чтобы сопротивляться. Он набрал вес, а его мускулы стали упругими и мощными. Ежедневные спортивные занятия в престижной швейцарской школе-интернате сделали из него прекрасного атлета, и в глубине души Лукас знал, что одолеет своего приемного отца, Диего Гонсалеса, одним ударом.
Но он этого не сделал, потому что боялся начать и не остановиться. Он избивал бы этого жестокого человека, сделавшего его жизнь такой несчастной, до последнего.
Он виделся с Диего еще раз на похоронах своей матери: оба мужчины сидели в разных углах церкви и не разговаривали. Терпя приторный, тошнотворный аромат лилий, Лукас пялился на орнамент на роскошном гробу, понимая, что совсем не знал женщину, которая, как он думал тогда, родила его…
Приказав себе думать только о настоящем, Лукас увидел девушку напротив. Рыжий оттенок ее волос заставил его подумать о Таре. Он твердил себе, что зря с ней переспал. Вероятно, это произошло из-за того, что он нервничал перед поездкой в Нью-Йорк.
Ему не удавалось ее забыть. По ночам его преследовали воспоминания о ее стройном и бледном теле и восхитительной неуверенности, с какой она отвечала на его поцелуи. Он просыпался расстроенным и злым, дрожа от возбуждения.
Он до сих пор не верил, что занимался сексом с ней - своей невинной домработницей. Эта женщина с ярко-рыжими кудрями так вписалась в его жизнь, что он вообще не обращал на нее внимания. Она просто готовила ему еду, убирала и мыла дом. Но в ту ночь в его постели она была истинной женщиной, не так ли?
Он поймал себя на том, что вспоминает, с какой страстью она упала в его объятия. А потом выяснилось, что он - ее первый любовник.
Как он мог быть таким безрассудным?
В его кармане завибрировал телефон. Лукас замер, увидев на экране имя абонента и недоверчиво покачал головой. Казалось, Тара прочла его мысли.
Он быстро подсчитал, который час в Дублине, и нахмурился. Примерно десять утра. В это время Тара всегда накрывала стол к завтраку, а потом уходила в свою комнату наверху. Почему она звонит ему?
Сначала Лукас решил переключить звонок на голосовую почту, потом понял, что не может игнорировать Тару. Жаль, что ему не повернуть время вспять, иначе он не соблазнил бы ее. Она много лет работала на него и была его верным сотрудником. Он поговорит с ней пару минут, даже если ему будет ужасно тяжело. Вдруг в его доме произошла кража со взломом, а не просто какая-то статуэтка святого упала на пол во время шторма?
Ему стало совестно, когда он нажал большим пальцем на телефонную кнопку.
- Тара? - произнес он неестественно бодро и подумал, что обычно отвечал на ее звонки приглушенным рычанием. - Вот так сюрприз!
- Тебе удобно разговаривать?
Она казалась нервной. Может быть, она вспомнила тот раз, когда звонила ему, а он был за границей с моделью по имени Каткин? Несмотря на предупреждающий взгляд, которым Лукас одарил ее, Каткин взяла трубку и ответила на звонок, ее голос был радостным и хрипловатым после секса. Он вспомнил, как Тара заикалась от смущения, а модель громко хихикала рядом с ним. Эта отвратительная демонстрация женской жестокости невольно положила конец его отношениям с Каткин.
- Я иду по Пятой авеню,
