– В смысле? У кого: у нас?

– У человечества.

Столько безысходности послышалось в голосе отца, что Степе стало как-то неуютно. Поджав под себя ноги, он тихо спросил:

– Вымрем как мамонты?

– Не вымерли они. Погибли в одночасье.

– Что хреном по лбу, что редькой в нос, – рассудил Степа. – Лично я не мамонт, и я не согласен.

– О? – приятно удивился отец. – И что же ты предлагаешь предпринять?

– Почему это я должен предлагать и предпринимать?

– Но ведь не согласен лично ты. Следовательно, ты намерен каким-то образом проявить свой протест.

– Ничего я не намерен, – буркнул Степа. – А вот янки пускай Киприотский протокол подписывают, или как его там?

– Киотский.

– Вот я и говорю. Надавили бы на них всем миром, не отвертелись бы.

Отец засопел, заскрипел стулом.

– Протокол ничего не меняет, сынок, – сказал он. – Не так страшна двуокись углерода, как ее малюют. Мировой катастрофы из-за нее не случится. Локальные бедствия – да. Или, скажем, сокращение отопительного сезона в России. Но это как раз положительный эффект, не так ли?

– Тогда чего ты вздыхаешь?

– Я вздыхаю? – удивился отец.

– Без остановки, – подтвердил Степа. – Маму ревнуешь?

– Глупости! Разумный человек не унижается до ревности.

– Угу. То-то ты всякий раз, когда мама звонит, ей форменные допросы устраиваешь.

– Ничего я не устраиваю, – с вызовом произнес отец. И абсолютно непоследовательно добавил: – Подрастешь, поймешь.

– А я уже подрос, папочка, – сказал Степа. – Только ты этого все никак не поймешь. Разговариваешь со мной как с маленьким.

– Думаешь, если отцовские сигареты куришь, то уже взрослый?

– Думаю, что мне без разницы, от чего загибаться: от жары, от бомбы или от никотина. Сам сказал: кранты.

Отец покачал головой:

– Я сказал: времени мало.

– Ты сказал: времени нет!

Степа начал заводиться. Несмотря на несомненную удачу со школьными экзаменами, в пребывании на секретном объекте существовали свои минусы. Большие минусы.

Предоставленная Верещагиным квартира дышала казенщиной, кишела тараканами и была обставлена слишком убого, чтобы дарить ее временным обитателям хотя бы какое-то подобие уюта. Она размещалась в одном из двух жилых домов гостиничного типа. Это отец говорил, что гостиничного. Степа предпочитал более точное определение. Бараки, они и в Африке бараки.

Народ обитал на территории объекта пестрый, одевался как из секонд-хенда: доисторические белые халаты; тяжелые, мешковатые костюмы; стремные джинсы с кривыми строчками; платья, скроенные в ателье по пошиву пододеяльников и наволочек. Чем занимались здесь все эти дядечки и тетеньки, перенесенные в современную эпоху из туманного совкового прошлого? По утрам они расходились по своим лабораториям, а вечером возвращались домой, замкнутые, молчаливые и, как казалось Степе, ожесточенные. Судя по сумме, которую отвалил отец маме на поездку в Египет, деньги платились научным сотрудникам немалые, однако оживления, радости или вдохновения на лицах служащих не читалось. Не любимую работу они выполняли, а отбывали срок, такое создавалось впечатление. Словно собравшиеся лишь притворялись занятыми важным делом. Как на коллективной уборке школьного двора, затеянной по весне преподами. Им ужасно хотелось возродить праздничную атмосферу субботников, а ученики клали на эти субботники кто лом с прибором, кто медный таз с мочалкой.

Вот и на секретном объекте картина наблюдалась аналогичная. Степа даже иногда думал: а не силком ли сюда народ согнали? Ну, как в сталинские времена, когда, если верить преподам, оружие победы ковалось в так называемых шарашкиных конторах. Может, «Сура» – это что-то типа ГУЛАГа? Для полной аналогии недоставало только краснопогонных автоматчиков, неразговорчивых хмырей в штатском да злобных овчарок, караулящих каждое твое движение.

Совок – он и есть совок. Хоть ты его трижды империей назови, обвешай полосатыми флагами и утыкай двуглавыми орлами. Страна Эсэсэсэрия, где вечно то голодомор, то разруха, то перестройка. Куда ни кинь, всюду блин. Коровий.

* * *

– У нас всегда чего-нибудь не хватает, – сказал Степа, хмурясь от невозможности высказать все, что бередило душу. – Времени, бабла, правильных законов. Как во время войны враги сожгли родную хату, так и осталось. Надоело в погорельцах ходить. Сидим по уши в грязи и про былое величие квакаем. Противно. – Степа подумал, что неплохо бы сейчас закурить, но при отце было нельзя, и раздражение усилилось. – На кой нам армия, если все равно щемят со всех сторон, как последних лузеров. Этот засекреченный объект, кому он… – Поразмыслив, Степа подыскал замену непечатному выражению, напрашивающемуся на язык. – Кому он нужен? Бродите тут с умным видом, щеки надуваете. А оборудование проржавело насквозь и аппаратура эпохи нелеолита…

– Неолита, – поправил отец.

– Какая… – Откашлявшись, Степа пропустил матерное слово. – Какая, гм, разница? Чем груши ни околачивай, а результат один. Нулевой результат.

– Тут у тебя разрыв в логической цепочке, брат.

– Какой еще разрыв?

– Даже если околачивать груши, как ты выражаешься, – пояснил отец, – то результат, несомненно, будет. В виде упавших плодов, например. Нужны они или нет, будут ли использованы по назначению или сгниют, вопрос другой. А если смотреть на проблему шире, – отец поднялся со стула и принялся расхаживать по комнате, скрипя половицами, – то любое действие эффективнее бездействия. Особенно если не ограничиваться надуванием щек или беспредметной болтовней.

– Это я болтаю? – оскорбился Степа.

– Чтобы судить о чем-либо, необходимы факты.

– Затопленный бункер на опушке не факт? Директорская «волжана» с отваливающимися бамперами не факт, да?

– Существовала такая империя, Римская, – заговорил отец, обратившийся в черный силуэт на фоне звездного неба в раме окна. – Богатая, могучая, непобедимая. Ее техническое и военное превосходство над соседями было колоссальным. А разрушили ее дикие варвары с дубинами и рогатинами.

– Ты про Америку с Россией? – догадался Степа.

– Я про умение ставить великие цели и способность достигать их всеми доступными средствами. – Отец машинально потряс спичечным коробком, издавшим кастаньетный треск потревоженной гремучей змеи. – Да, бункер затоплен, и не один. Но кое-что осталось. И это кое-что – достаточная гарантия мирного сосуществования. Когда двое громил вооружены одинаково и равны по силам, они, скорее всего, не станут связываться друг с другом. – Подумав, отец уточнил: – Враг с врагом, я бы сказал.

– Я так и знал, – хмыкнул Степа. – Вы тут все только прикидываетесь безобидными метеорологами, а на самом деле ядерным оружием занимаетесь, так?