– У него плохое зрение? – сочувственно уточнил Спаситель.

Мадам Насири покачала головой: нет, просто он больше любит плеймобили. В общем, отметки плохие, и дисциплинарный совет исключил Адиля на три дня. А он совсем от школы отбился. Или у себя в комнате сидит, или болтается на улице с такими же бездельниками. А ему скоро пятнадцать исполнится!

– И вы всю ночь об этом думаете?

– Подрастет – поумнеет, – отозвалась мадам Насири, прижимая к груди свою объемистую сумку.

Спаситель чувствовал: его пациентка чего-то не договаривает. И отъезд мужа, и «глупости» Адиля она принимала с философским спокойствием. Можно было даже сказать по-другому: на них ей было наплевать. Но что тогда не давало ей спать по ночам?

– А ваш старший сын не может вразумить Адиля? Ведь Соло служил ему в детстве примером, так ведь?

– Да, – согласилась мадам Насири, поджимая губы.

– А теперь?

– Они поссорились и больше не разговаривают.

– Вот как? Из-за чего же они поссорились?

Мадам Насири упорно смотрела вдаль.

– Давно это случилось? – продолжал расспросы Спаситель. – Может, мы поговорим об этом с Соло?

В ответ молчание и все тот же отсутствующий взгляд.

– Будет хорошо, если братья помирятся. – Похоже, нашелся тот узел, который предстоит развязать Спасителю. – Пойду спрошу, не согласится ли Соло к нам присоединиться.

Мадам Насири осталась холоднее льда, но не стала удерживать психолога, когда тот отправился в приемную.

– Месье Насири? Простите, что беспокою.

Молодой человек дремал, откинув голову, и с трудом приподнял веки.

– Что? – спросил он не слишком вежливо.

Спаситель сообщил ему свое предложение: поговорить втроем о проблемах с Адилем.

– Не выйдет. Не могу, еще не остыло, – запротестовал Соло. – Мама вам все рассказала?

Спаситель тут же понял, что мадам Насири рассказала ему далеко не все, и ответил уклончиво: да, мы многое обсудили с вашей мамой.

– И про «шлюхиного сына» сказала? – усомнился Соло.

– Шлюхиного сына, – повторил Спаситель безразличным тоном.

– Так меня обозвал Адиль. А про все остальное?

– Ваша мама сказала, что вы поссорились. – Спаситель не хотел покидать твердую почву факта.

– Нет, мы не поссорились, он меня оскорбил. Я ему слова больше не скажу. Никогда. – Глубоко уязвленный гордый Соло, говоря о своей обиде, стал похож на маленького мальчика. – Он плохо сказал о своей матери. Это грех.

– Грех, – эхом отозвался Спаситель.

– Он обозвал меня ублюдком, понимаешь? Меня! Ублюдком!

Паренек горячился все больше, он, похоже, хотел привлечь Спасителя на свою сторону. Неожиданно в приемной прозвучала фраза, сказанная по-арабски. Мадам Насири стояла в проеме двери. Она была так взволнована, что даже рассталась со своей драгоценной сумкой, оставив ее в кабинете. Подошла к Спасителю, посмотрела умоляюще и сказала:

– Адиль не виноват. Школа виновата. Он плохо говорил о брате. В школе научился.

– Нет, мама, школа тут ни при чем, – возразил Соло. – Ты сама знаешь. Это дядя Азам сказал Адилю, что мы не братья.

У мадам Насири подкосились ноги, и она опустилась на ближайший стул. Спаситель, находивший выход из любых положений, сел с ней рядом. Консультация продолжилась в приемной.

– Значит, вы не братья с Адилем? – сказал Спаситель и вопросительно посмотрел на Соло.

– Наполовину, дядя и сказал об этом Адилю в прошлом году.

– Адиль этого не знал? – спросил Спаситель, постаравшись не показать своего удивления.

Мать и сын молча переглянулись.

– Соло знал, а Адиль нет?

Неужели в самом деле ничего? Наверняка Адиль что-то подозревал – ведь между ним и братом целых десять лет разницы.

– И мы не похожи, Адиль и я, – признался Соло. – Он маленький и слишком… – Соло расправил плечи, гордясь своим крепким сложением по сравнению с единоутробным братом. – …тощий.

– Значит, Соло у вас родился от другого мужчины? – самым уважительным тоном спросил Спаситель у мадам Насири.

– Да.

Она родила старшего сына совсем молодой и не была тогда замужем, вот почему Адиль так сказал.

– Мне плевать, что он меня обзывает, – снова заговорил Соло (он лукавил, изображая великодушие). – Но он не имеет права так отзываться о моей матери.

– Которая и его мать тоже, – подхватил Спаситель.

– Это еще хуже! Нельзя называть мать… – Он не посмел произнести дурное слово. – Не сыну ее судить. Суд в руках Аллаха, а Аллах милосерден, бисмилля ир рахман ир рахим![16]

– Вы правы, Аллах милосерден, – согласился Спаситель. – Он знает, что Адилю очень обидно: его ранила не только правда, но и то, что ее скрывали от него четырнадцать лет. Адиль сказал плохие слова, но ему и самому было плохо.

– Это так, это так, – воскликнула мадам Насири.

Спаситель напомнил Соло: когда Адиль был маленьким, он восхищался братом. Брат был для него образцом, человеком, каким мальчик надеялся стать. И вдруг мальчик узнал, что у Соло другой отец. Ревнивое сердце Адиля подсказало ему, что отцом Соло был человек исключительный, которого его мать глубоко любила.

– Хорошо, я буду с ним разговаривать, но он должен попросить у меня прощения.

– Вы знали правду, а он нет. Он ждет, что это вы перед ним извинитесь.

– Правда, правда, я согрешила, – прошептала мадам Насири.

Соло помрачнел: он получил от Адиля плевок в лицо, он назвал его ублюдком.

– Я совсем о другом, – спохватился Спаситель. – Никто, и уж тем более ваши сыновья, не может упрекнуть вас за то, что вы любили, мадам Насири. Обижал Адиля, и возможно давно, ваш секрет. То, что вы с ним не поделились. Вам казалось, что вы поступаете правильно, но Адиль обижен на вас и Соло за сговор.

Соло и его мать погрузились в долгое молчание. Неожиданная точка зрения ошеломила их.

– На этом мы сегодня остановимся, – решил Спаситель.

До следующей консультации через неделю у мадам Насири будет о чем подумать во время бессонницы.

– Моя сумка! – спохватилась мадам Насири.

Она не собиралась ее открывать и доставать из нее деньги, сорок пять евро передал Спасителю сын, горестно поджав губы. Видно, зарплата старшего надзирателя была достаточно тощей. Спаситель пообещал себе, что предложит Соло скидку – например, две консультации по цене одной.