прибаутки как отрезало, первые пятнадцать минут полёта прошли в напряжённом молчании, только моторы и гудели. Герасим хитрым образом сцепил пальцы и погрузился в медитацию, Алик шмыгал припухшим носом, Иван ёжился, Глеб невидяще уставился в одну точку прямо перед собой. Мне тоже было не по себе, и только Унтер на зависть всем клевал носом. Именно он первым нарушил молчание, объявив после широкого зевка:

— Чую, начинает припекать.

— Кордон пролетаем, — предположил я, и почти сразу ожило переговорное устройство.

Пилот объявил:

— Подлётное время десять минут!

Я расстегнул ранец и принялся доставать из него алюминиевые тубы с заранее наполненными шприцами — каждая из них была помечена должным образом, путаницы не возникло.

— Поехали! — объявил я и никакого энтузиазма этим своим заявлением не вызвал.

Из всех доверил самостоятельно сделать себе инъекцию лишь Герасиму и Унтеру, остальным вколол спецпрепарат самолично. Затем засыпал травяной сбор в термосы с кипятком, раздал их подопечным, один оставил себе.

Всё, летим дальше.

Доза спецпрепарата была минимальной, основной объём инъекции приходился на банальный физраствор, и никакого немедленного эффекта после укола не воспоследовало. Разве что жжение, которое постепенно усиливалось по мере подлёта к Эпицентру, теперь стало приобретать характер пульсации.

Ещё минут через пять меня начало пропекать всерьёз, Унтер достал из кармана кожаную полоску шириной с поясной ремень, сложил её надвое и закусил, Глеб судорожно вцепился в подлокотники сидения, Алик неразборчиво ругался себе под нос, Иван — беззвучно шевеля губами, молился. Герасим медитировал.

На первых порах нас всех пристёгивали к креслам ремнями, но вылеты давно стали неприятной рутиной, от которой отдельные несознательные личности так и норовили увильнуть. Я бы тоже при иных обстоятельствах не преминул сказаться больным, но это ж мне самому нужно. У меня — приоритеты!

Нематериальный жар до предела усилился, возникло ощущение, будто стою у открытой топки, а то и вовсе заглядываю в жерло вулкана, ну а дальше я в это жерло сорвался и ухнул прямиком в озеро расплавленной магмы.

Ух!

Опалило всерьёз, прожарило до хрустящей корочки. В самый первый момент техника трансформации частот сверхэнергетического излучения смягчила неприятные ощущения, помог и самоконтроль, но удерживал я внутреннее равновесие лишь секунду или две. Потом — да, потом — прожарило.

Герасим надсадно закашлялся, Глеб скорчился, зажав ладонями уши, Алик отключился, из глаз Ивана ручьём текли слёзы, меня самого вдавило в спинку кресла так, что ни рукой пошевелить, ни ногой. Такое впечатление — вновь при инициации на грузовике через первый румб первого витка несусь.

Унтер? Унтер как сидел, так и сидел, а что зубами не скрипел, так недаром кожаную полоску загодя закусил. Андрей Мартынович — предусмотрительный.

Аэроплан зацепил лишь самый краешек Эпицентра, мы продрались через перенасыщенное энергией пространство и полетели прочь, рвущая нервы пульсация пошла на убыль. Ненадолго — за первым подходом последовал второй, а после и третий, самый продолжительный из всех. Закалка тела и духа, чтоб ей пусто было…

Отпускать начало над Кордоном. Обнаружил себя сидящим в кресле, голова была пустая-пустая, в ушах звенело, и звон этот плыл и пульсировал в каком-то совсем уж противоестественном ритме, сильно мутило и тошнило. Дрожащими руками я выдернул пробку и приложился к термосу, сделал несколько глотков горячего травяного настоя. Остальные последовали моему примеру, только Глеб сначала заткнул клоком ваты левую ноздрю, из которой начала сочиться кровь.

Иван Кол напился, после запустил пальцы в слипшиеся от пота светло-русые волосы и вымученно улыбнулся.

— А и нормально! Легче, чем на той неделе!

Он говорил так всякий раз, что не мешало ему вновь и вновь пытаться увильнуть от полёта к Эпицентру.

— Ну да, ну да… — проворчал Алик и в сердцах добавил: — Тут не захочешь, пить начнёшь!

— Не захочешь — не начнёшь! — не согласился с ним Унтер. — Пьют горькую без просыху от беспросветности бытия, а тебе чего водку жрать? На войне не погиб, из плена сбежал, денег получаешь куда как больше, чем на фабрике платили. Живи да радуйся!

— А смысла в такой жизни не вижу, — прямо ответил Балаган. — Мы ж как крысы подопытные! — Он шмыгнул носом. — А у меня семья в деревне осталась… Жена-красавица, детишки… Я ж им всё до копеечки…

После прожарки в Эпицентре меня мутило, а настроение было ни к чёрту, вот и пообещал:

— Ничего-ничего! Перевезём мы твою семью в Новинск. Организуем воссоединение. Что ж ты раньше молчал?

— Так жилищных условий никаких!

— Обеспечим жильём, не сомневайся даже! Обеспечим!

Алик глянул в ответ как-то совсем уж затравленно, и я решил прямо в понедельник написать на этот счёт докладную Звонарю. Травки целебные покуда свою эффективность в борьбе с алкоголизмом не продемонстрировали, а вот жена нашего пьянчугу мигом на путь истинный наставит.

Не желая и дальше продолжать этот разговор, я вытянул из ранца прихваченные с собой в полёт газеты и наскоро проглядел посвящённые вчерашним событиям передовицы.

«Новинское время» с неожиданной прямолинейностью обрушилось на полицейское управление, выступив за скорейшее расширение полномочий Республиканского идеологического комиссариата, а вот консервативные «Ведомости», напротив, требовали немедленной отставки главы РИК, а заодно министра науки и ректора РИИФС. Заголовок на первой странице этого рупора реакционной пропаганды гласил: «Кровавый разгон митинга!», на фотографии были запечатлены бойцы штурмового дивизиона в полной боевой выкладке и в противогазах. Тяготевшие к центристам «Столичные известия» делали акцент на студенческих беспорядках и намекали на скорые изменения в руководстве особой научной территории, и только «Февральский марш» со всей ответственностью заявлял, что свободному волеизъявлению студентов помешала акция анархистов, а никак не действия стражей порядка. Спектр мнений касательно нашумевшего решения патриарха оказался ещё даже более широк, но подробное изучение прессы пришлось отложить до вечера.

— Новинск пролетаем, — сказал вдруг глядевший в иллюминатор Глеб.

— Давайте собираться потихоньку, — распорядился я. — Тут всего ничего осталось.

И точно — почти сразу объявили десятиминутную готовность, а потом как-то разом сгинула подспудно давившая на меня неправильность бытия — это мы наконец-то покинули зону активного излучения Эпицентра. Пусть давно приноровился удерживать внутреннее равновесие, но сейчас, такое впечатление, даже дышать легче стало. И вот именно ожидание этого эффекта и помогало мириться с еженедельной прожаркой в энергетической аномалии.

Почти синхронно со мной с облегчением перевёл дух Герасим, а через минуту дошло и до Глеба. Остальные не отличались столь уж высокой чувствительностью, их и давить-то начинало только за пятидесятым километром, а в Новинске они ничего такого не замечали вовсе.

Из кабины выбрался штурман, протянул мне опечатанный пакет с приказом. Я вскрыл его и обнаружил,