а не сухопутью. Польщена была, так сказать, профессиональная гордость. По этой причине желающих плыть на Порожную оказалось столько, что при нужде можно было бы сформировать десяток экипажей.

И у Василия Демьяныча, на которого возложили подготовку личного состава каравана, был выбор.

Правда, не все его рекомендации были приняты.

— Сам просился у Григория Марковича. Не отпустил, — посетовал Василий Демьяныч Алексею. — А зря. Я мальчишкой с отцом на карбазах ходил. Конечно, экипаж я тебе подобрал что надо. Лоцманом пойдет Степан Корнеич, бывал он на Порожной, знает реку. Старшины на обоих катерах ребята с головой, что Василий, что Роман. И баржевые мужики с понятием. Да чего хвалить, сам увидишь в деле. Только поимей в виду, Роман шибко рисковый. Можно сказать, отчаянный.

— Вот и хорошо, что отчаянный, — сказал Алексей.

— Хорошо, да не всегда. Так что, в общем, имей в виду.

Алексей стоял на палубе баржи, возле задраенного брезентом дизеля, и, вспоминая этот разговор, оглядывал «свой» караван и толпу, собравшуюся на берегу.

Впрочем, это не только его караван. К двум «его» баржам подцепили еще четыре. Зато впереди не два катера, а коренастый красавец буксир. Четыреста лошадиных сил! А оба катера причалены за последней баржей.

Алексей усмехнулся, вспомнив, как «разыграл» его Григорий Маркович.

Погрузку закончили. Алексей пришел получить «добро» на выход в рейс.

Григорий Маркович ошарашил его:

— Задержитесь до утра. Добавим вам еще четыре баржи. Они подойдут ночью.

Тут уж Алексей не выдержал…

Григорий Маркович дал ему прокричаться и продолжал невозмутимо:

— Благодаря этой задержке баржи с дизелями будут в устье Порожной на два дня раньше против наших прежних расчетов. По Лене караван поведет буксирный пароход «Алдан». Четыреста сил. Я связался по рации с капитаном парохода. Через пять часов он будет здесь. Ночью прицепим ваши баржи. Утром двинетесь в путь. Проверьте еще раз, все ли у вас в порядке. Достаточно ли погружено продуктов и, главное, горючего для катеров. Учтите, на Порожной заправляться негде. Возьмите всего с запасом. С расчетом на самое непредвиденное.

Алексей простил ему все, даже Варьку.

Нет, этот пузан (кстати, как приглядишься к нему, вовсе он и не пузан, просто у человека комплекция солидная) — мужик дельный. И то, что Василий Демьяныч экипаж отличный подобрал, тоже от него. Сказал, разрешаю взять любого, мы здесь обойдемся, а груз надо доставить надежно.

Только почему-то не пришел проводить караван. Алексей еще раз оглядел всех толпившихся на берегу. Да если он пришел, не затерялся бы в толпе. Начальство всегда спереди, на виду.

Из медного патрона, укрепленного возле широкой трубы буксира, вырвалось белое облачко, и тут же по реке, захлестывая берега, прокатился басовитый рев.

Между вторым и третьим гудком на высокой стенке причала появился Григорий Маркович.

Он взмахнул рукой и крикнул:

— Удачного плаванья!

Алексей не успел ответить.

Варька, словно дожидалась этого момента, выбежала из кормовой каюты.

«Сидела бы уж…» — подумал Алексей. Вовсе не хотелось, чтобы видели все, как отплывает она с караваном, да еще на одной с ним барже.

А Варька (вот, баловная!) по-свойски закинула руку ему на плечо и крикнула звонко, на всю пристань:

— До свидания, Григорий Маркович! Не поминайте лихом!

Так бы и стукнул ее… «До свидания!..» Вот ведьма!..

«Алдан» дал отвальный гудок. Баржевые торопливо выбирали причальные тросы. На буксире загрохотала якорная цепь. Промеж спиц красного ходового колеса прорвались с шипом и свистом клубы белого пара. Тяжелые плицы, словно нехотя, медленно зашлепали по воде. Караван тронулся.

Над толпой провожающих взметнулись кепки, фуражки, цветные косынки.

Оторвав воз от берега, буксир пошел на разворот. И вот уже весь караван: пароход, шесть барж и два катера — изогнулись дугой, будто наплава гигантского невода перекрыли стрежень реки… Потом дуга выпрямилась в цепочку, и берег, с ровными рядами домиков, с причалом, заполненным людьми, стал ходко уплывать назад.

Алексей перешел на другой борт. Варька за ним.

Обняла его за плечи, прислонилась к нему и сказала:

— Чего приуныл? Вон как хорошо провожают нас.

Алексей не ответил.

Тогда Варька спросила, опасно прищурив глаза:

— Может, каешься, что взял меня?..

Алексей молчал.

— Так ты не убивайся. Могу избавить. На «Алдане» повариха заболела, свезли на берег. Меня звали.

Алексей вздрогнул. Вот ведьма! Когда успела?.. Знал, что говорит правду. Она никогда не врала.

— Могу сейчас перейти. Помашу косынкой, шлюпку пошлют.

Сказал с деланной улыбкой:

— Охота тебе, ей-богу!.. Неужели только об этом забота… Сейчас чего не плыть. А впереди пороги. Два Шайтана. Один другого веселей… Если утоплю эти дизеля, так лучше самому на дно вместе с ними… А ты уж сразу…

Варька снова заглянула ему в глаза.

— Я, Леша, не привередливая, ты меня знаешь. И не обидчивая. Так что… ежели что, лучше напрямую. Я не навязываюсь.

— Да полно тебе! — Алексей обнял ее, привлек к себе. — Пойдем в каюту…

Варька мягко высвободилась.

— Нельзя, Лешенька… — И засмеялась. — Сейчас время рабочее. Надо завтрак готовить. Степан Корнеич скоро чаю потребует. Вчера так строго мне наказывал: смотри, девка, чтобы чай завсегда был свежей заварки, не как в столовой ополоски… Так что надо за работу приниматься.

Алексей двинулся было за ней.

— Я тебе пособлю.

— Вот еще не хватало! Чтобы люди смеялись. Ты начальник каравана. Не роняй марку!

Варька ушла, Алексей присел на носовой кнехт, задумался…

Караван ходко шел по самому стрежню. Четыреста сил «Алдана» и даровая сила течения споро делали свое дело. Плавно убегали назад берега.

Левый низкий берег, с желтыми песчаными отмелями, зеленой щетинкой молодого тальника и отдельно растущими старыми раскидистыми ветлами, просматривался на многие километры — зеленые массивы лугов, разноцветные полосы пашен. И только далеко-далеко, там, где надо бы соединиться земле с небом, протянулась темно-синяя гряда материкового берега. И настолько ясен день, настолько чист и прозрачен воздух, что отчетливо проступали черными зубцами вершины растущих по гребню вековых сосен и лиственниц.

И совсем недалеко правый гористый берег. До него метров триста — четыреста, но из-за крутизны склона кажется он вовсе рядом, только что рукой не достать. Рукой не достать, но глаз не оторвать. Дожди и ветры, зной и холод, само неумолимое время источило каменную стену и создало дивную красоту.

Среди густой зелени кряжистых сосенок, бог весть как выросших на круче голого камня, вырываются к небу скалы и утесы самых причудливых очертаний, самых неожиданных расцветок: розовые, сиреневые, оранжевые, синие, белые, черные. То они высятся стройными минаретами и обелисками на самой вершине стены, то сбегают к ее подножию, то принимают облик развалин средневекового