Нефедову вор дал старенькую промасленную спецовку, которая была подростку немного великовата. Но зато со стороны они выглядели как настоящая локомотивная бригада и ни у кого из попадающихся им на пути сцепщиков, грузчиков и других служащих железной дороги не вызывали ни малейшего подозрения. Напротив, временами Борька ловил на себе уважительные взгляды: вон, идут с «шарманкой», значит, только приехали или, наоборот, куда-то уезжают. Никто и не догадывался, что вместо отделений для бутылки молока, чая и соли, сменной рубашки в ящике устроен воровской тайник, куда пришлые воры собирались спрятать украденную пишущую машинку.

Они пересекли паутину расходящихся веером стальных путей и оказались возле желтого трехэтажного кирпичного здания. Матрос остановился перед входом в него — перекурить. Урка явно поймал воровской кураж. Он постоянно шутил, весело скалил зубы с зажатой в них цигаркой и хищно поглядывал на место задуманного ограбления.

— Вот толкнем этот канцелярский «пулемет», и сразу рвану поближе к солнцу. Пришлю тебе, братэлло, открытку с курорта — с пальмами и смуглолицыми телками. А менты пускай при здешних морозах продолжают ловить меня мелким неводом.

За их спинами с сердитым лязгом в паровых струях и угольной пыли, забрызганный маслом с постоянно ворочающегося возле колес дышлового механизма прошел маневровый паровоз. Матрос презрительно сплюнул ему вслед окурок и с ухмылкой кивнул подельнику на закопченную маневровку:

— Во, гляди, потопал — работяга вонючий — впрягаться в свой воз! Запомни. Борька: мир всегда будет делиться на тягловых мужиков и хозяев жизни. Их удел — работа в поте лица, наш — рестораны, шикарные бабы и прочие приятные вещи. А вся разница между нами в том, что они живут тем, что им кидает власть, а мы не боимся сами брать по потребностям. Так возьмем же, Борька, то, что принадлежит нам по праву силы…

В вестибюле Управления железной дороги в застекленной конторке сонно хлопал ресницами дед в форменной тужурке вохровца. Не замедляя шага, Матрос первым дружески поздоровался с ним и даже чуть приподнял руку, в которой держал «шарманку». Не поинтересовавшись целью визита незнакомцев, пожилой охранник слегка кивнул в ответ и лениво потянулся за лежащей перед ним на столе газетой.

Они поднялись по широкой лестнице на третий этаж. Длинный коридор, как и обещал Матрос, оказался пуст. Из-за закрытых дверей не доносилось ни единого звука. Спутник Нефедова быстро вскрыл дверь машбюро и вручил Борьке жестяной ящик. Непосредственно взять печатную машинку должен был подросток, а его взрослый товарищ сразу отправился обратно к лестнице — стоять «на стреме». Согласно уговору, если кто-то из местных служащих раньше времени вернется из столовой, Матрос постарается заговорить его на несколько минут, чтобы Борька успел положить машинку в ящик и покинуть помещение.

— Если по пути попадется дурка[42]или лопатник — бери! — напутствовал подельника Матрос.

Все пространство просторной комнаты, в которую попал Борька, было уставлено рядами столов. И на каждом стояла пишущая машинка! Парень вначале даже опешил — какую из них брать. В конечном итоге он схватил бы первый попавшийся аппарат и сразу пулей выскочил вон, но тут взгляд юноши упал на картинку, висящую на стене. Она сразу заинтересовала его и неудержимо потянула к себе. На цветной фотографии, вырезанной из какого-то заграничного журнала, был запечатлен поезд, мчащийся по диковинному подвесному мосту, перекинутому через горное ущелье. Поражала и дикая красота пейзажа, и смелость конструкторов, сумевших воплотить в металле столь фантастическое сооружение. Мысли о возможной поимке и об ожидающем добычу Матросе сразу отошли на второй план. Восхищенный подросток жадно рассматривал детали сюжета, совершенно забыв о том, где он и зачем сюда явился.

Борька даже не сразу почувствовал на себе чей-то взгляд. Оказалось, что его удивленно рассматривает дородная женщина лет сорока. Как только их взгляды встретились, она, ничего не говоря, с силой захлопнула дверь. Послышался звук торопливо вращающегося в замковом механизме ключа. Нефедов бросился к двери и попытался выбить ее плечом. Но сразу стало понятно, что в отличие от замков двери в этом учреждении сделаны на совесть. Даже с помощью импровизированного тарана в виде крышки одного из столов парню не удалось бы одолеть преграду из прочного дуба.

«Вот так фокстрот!» — сам себе вслух сказал Борька, растерянно оглядываясь. Впервые в жизни он угодил в столь серьезную переделку и лихорадочно пытался найти хоть какую-то лазейку из ловушки. Не сидеть же ему в ожидании, когда за ним придут!

Еще не решив, что ему делать, Нефедов бросился к окну. Прочь от здания быстро удалялась сутулая фигура Матроса. Уголовник без малейших колебаний бросил подельника, едва только почувствовал, что запахло жареным. Борька выругался вслед предавшему его дружку.

Между тем из-за двери донеслись громкие голоса. Там собирался народ, и в том числе взрослые мужчины. Медлить больше было нельзя. Борька распахнул окно. Расстояние до земли было слишком велико. Но прямо под окном недалеко от стены здания росло дерево с раскидистой кроной. Можно было попытаться сильно оттолкнуться от подоконника, чтобы приземлиться на его ветки. Они должны смягчить падение…

К счастью, совершить очередной смертельный номер Борьке не позволил милиционер, который стремительно ворвался в помещение и успел в последний момент поймать юного «парашютиста» за полу рабочей куртки.

— Что же ты делаешь, нахаленок! Ты бы хоть о матери своей подумал, прежде чем в окно кидаться.

Спасший Борьку милиционер гневно тряс его за плечи, обдавая жарким, пахнущим табаком дыханием и заглядывая прямо в глаза:

— Думаешь, я не вижу, что ты сюда шестерить явился. Пахан тебя под срок подставил, а сам, небось, в безопасном месте трофеи ждет! Не жалко свою жизнь под хвост этой крысе бросать?!

Это был вылет на перехват рвущегося к центру Ленинграда бомбардировщика. Лейтенант Константин Рублев считался в полку самым опытным ночным охотником, поэтому его и подняли в воздух по тревоге ведущим звена из трех истребителей.

Наземные службы ПВО[43]обнаружили фашиста слишком поздно — уже над городскими окраинами. Когда тройка «Як-1» настигла врага, его уже некоторое время вели прожектора и обстреливали зенитчики. Но бомбардировщиком управлял явно очень опытный экипаж, который даже под интенсивным огнем с земли продолжал упорно идти к цели.

В ярком свете прожекторов и осветительных снарядов «Хейнкель-111» можно было рассмотреть в малейших деталях. Но и стрелкам бомбардировщика приближающиеся перехватчики тоже были отлично видны. Один из «Яков» при подходе к «хейнкелю» попал в мощный воздушный поток его двигателей. «Як» крутануло вокруг своей оси. Истребитель опрокинулся в штопор, и пилоту пришлось срочно покидать его с парашютом.

Рублев открыл огонь по «хейнкелю» со ста пятидесяти метров, метя в правый мотор, и, как ему показалось, попал. От двигателя оторвались куски металлической обшивки. В это время стрелок с бомбардировщика, а скорее всего, свои же зенитчики, которые даже после появления в световом прожекторном поле «Яков», продолжали некоторое время утюжить небо разрывными снарядами, подбили самолет второго ведомого Рублева. Константин услышал в наушниках шлемофона взволнованный и разочарованный голос сослуживца: