И ключ к этим получившую новую жизнь людям следовало искать за границами сознания, в области подсознательного.

* * *

Однако как далеко ни продвинулась психология, она так и не приблизилась к разгадке главной тайны. Подсознательное было белым пятном в психологии. Изучать его — словно наблюдать за пузырьками воздуха, поднимающимися из глубин океана, пытаясь узнать, откуда же они идут. Подсознательное было неприступной крепостью, терра инкогнита, познаваемой лишь благодаря сигналам, которые прорывались сквозь личностную оболочку. В общественном сознании оно ассоциировалось с вошедшей в поговорку запертой комнатой в викторианском особняке.

Многие люди, частично благодаря работам фрейдистов, приписывают открытие подсознательного Зигмунду Фрейду. Однако открытая полемика о внутреннем устройстве мозга развернулась еще за несколько десятилетий до венского врача, в то время как неофициальные споры по этому поводу велись еще со времен древней Греции. Принято считать, что современные дискуссии о подсознательном берут начало в 1869 году, когда немецкий философ Эдуард фон Гартман опубликовал «Философию подсознательного». Фон Гартман описывал подсознательное как некий параллельный мир, который, хотя обычные методы научного изучения здесь не работали, все-таки можно было исследовать. Эхо подсознательного встречалось везде — во снах, мифах, шутках, каламбурах и воображении; в ненормальном поведении или, наоборот, в чрезмерно нормальном. Оно было королевством духа и мистического опыта.

Книга Гартмана явилась предвестницей форменного штурма «запертой комнаты», которая представлялась «то грудой мусора, то сокровищницей», в которой содержались секреты «психических болезней и вырождения, так же как и зачатков высшего совершенства». В 1900 году психологи уже различали четыре сферы бессознательного: подсознательная индивидуальная память, где хранятся воспоминания и образы ощущений, начиная с первых моментов жизни; область подавления и вытеснения, состоящая из памяти о событиях, которые в течение времени либо забываются, либо подавляются; творческое бессознательное — источник поэзии, творчества и интуиции. И мифопоэтический бессознательный разум, где элементы остальных трех соединяются в домыслы и воображение.

Запомните это последнее, оно имеет прямое отношение к нашему рассказу. Но не обманывайтесь, поэтизируя подсознательное, считая его некой волшебной страной. Генри Элленбергер, чья «История подсознательного» является, вероятно, одной из лучших книг на эту тему, писал о нем как об «ужасной силе — силе, породившей эпидемию веры в существование нечистой силы, коллективные психозы с их «охотой на ведьм», откровения спиритов, так называемые перевоплощения медиумов, автоматическое письмо, миражи, послужившие приманкой для целых поколений гипнотизеров, и обильную литературу, питаемую подсознательными образами». Великий психолог Юнг провел последние годы жизни, складывая кусочки головоломки мифопоэтической математики, и пришел к выводу, что бессознательное так же невидимо и неощутимо, как кванты в физике. Откуда возникли архетипы, эти первичные образы, которые мы все в себе носим? Являлись ли они просто побочным продуктом деятельности мозга или они были группой символов, в которых была закодирована наша собственная эволюция?

К несчастью, современники Юнга, словно сговорившись, стремились выставить его учение как странное и эксцентричное. Не успел он предложить свою новую богатую возможностями модель бессознательного, как она сразу же подверглась критике. Сначала со стороны фрейдистов, которые сосредоточили свое внимание исключительно на подавленном подсознательном, а затем со стороны бихевиористов, объявивших всю юнгианскую модель ненаучной чепухой. Результатом этого стало упрощение и сужение самого понятия бессознательного, так что в 1948 году анонимный автор писал в «Тайме»: «Ид, зародышевая структура, содержащая наследственные качества, из которых по большей части состоит подсознательное, хранит в себе генетические примитивные желания, животные инстинкты…»

Доктор Уилл Меннинджер приводит пример конфликта между сознательным и подсознательным. По его словам, работу сознания можно сравнить с цирковым номером, когда двое че-ловек пытаются управлять одной лошадью. Тот, кто сидит спереди (собственно сознание) пытается дать лошади правильное направление и управлять ею. Но в то же время он не может быть уверен, что его действия согласованы с действиями того, кто сидит сзади (подсознательное). Если оба ездока направляют лошадь в одну сторону, с вашим психическим здоровьем все в порядке. Но если они собираются ехать в разных направлениях, то тут, вероятно, могут возникнуть неприятности».

Следовательно, проблема в следующем: для психического здоровья необходимо, чтобы едущий сзади ехал в ту же сторону. Но пока что подсознательное все еще оставалось практически неизведанным. Нужно было найти способ проникнуть в его глубины. И поэтому, когда «Сандоз фармацевтикалс» объявил, что обнаружила вещество, способное стимулировать сильные психозы, многие психологи надеялись, что ключ к запертой двери подсознания наконец найден.

Но что они обнаружили, опробовав это вещество? Подсознательное Фрейда, переполненное подавленными желаниями? Или нечто, скорее напоминавшее теорию Юнга?

Или, может быть, выяснили, что были правы бихевиористы и запертая комната была не более чем бухгалтерской книгой, в которую строго по графам записываются условные рефлексы? Или же, возможно, дверь вела в другие, гораздо более странные места…

Сейчас уже нельзя выяснить в точности, кто из американцев первым попробовал ЛСД. Но одним из первых был доктор Роберт Хайд, практиковавший в массачусетском Центре психического здоровья. Один из коллег доктора Хайда, Макс Ринкель, достал немного ЛСД. Ему было любопытно, как нормальный человек может на несколько часов превратиться в сумасшедшего. Конечно, сам Ринкель формулировал это немного по-другому. Его интересовало моделирование психозов, искусственно вызванная шизофрения, которая могла бы пролить свет на этиологию сумасшествия.

Хайд был первым «подопытным кроликом» в опытах Ринкеля. Когда все собрались, он растворил коричневую ампулу с Делизи-дом (ЛСД) в стакане воды, выпил и стал ждать. Он ждал и ждал, пока, наконец, его терпение не лопнуло. Тогда он сообщил всем, что собирается пойти погулять. Остальные, если хотят, могут последовать за ним, но он уверен, что никакого эффекта препарат не оказывает. И тут произошла поразительная вещь. Буквально в один момент, прямо на глазах коллег, уравновешенный вермонтец Хайд превратился в параноика, который с подозрением спрашивал: «Почему они все улыбаются?» или «Почему закрыта дверь?». В 1951 году Ринкель сделал доклад о своей работе над ЛСД на заседании АПА в Цинциннати. По его словам, он обнаружил значительное соответствие между психозом, вызываемым ЛСД, и шизофренией:

В основном мы обнаружили изменения, похожие на симптомы больных шизофренией. У испытуемого возникают проблемы с мышлением. Оно становится заторможенным, блокированным, аутичным и отстраненным. Чувство безразличия и нереальности происходящего наряду с подозрительностью, враждебностью и обидами также во многом напоминают шизофрению. Галлюцинаций и бреда намного меньше…