Борисов вздохнул.

— Не сыпь мне соль на рану, старлей. Ты думаешь, я куплен Сухобоковым?

— Нет. Поэтому я и приехал к тебе, а не к Гвоздеву.

— Славик уже рассказал о трагедии?

— О преступлении.

— Преступником человека может назвать только суд.

— Тогда о беспределе, который творится в Санино.

— А что я могу сделать, если у Сухобокова все схвачено? Глава поселения у него мальчик на побегушках, крыша в области и в Москве. Вступив в должность, я запросил у начальства разрешение на проверку информации о незаконном содержании Елены Дуневич в поместье Сухобокова. А мне в ответ: «Тебе на участке заняться больше нечем? К Сухобокову не лезь! Человек деньги на храмы и детский дом тратит, исправно платит налоги, строит дешевое жилье. Какое незаконное содержание? Не суйся! Самогонщиков лови, бытовуху разгребай. И чтобы показатели на высоте были!»

Галдин кивнул и сказал:

— Ты, разумеется, так и сделал.

— Не угадал. Поехал я к Сухобокову в воскресенье, он тогда как раз прикатил на выходные один, без компании. Так меня дальше ворот не пустили. Гвоздев мне так и сказал: «Куда ты лезешь, лейтенант? Хочешь, не начав служить, закончить карьеру? Так мой босс тебе это быстро организует». А на следующий день звонок из райотдела и мат-перемат начальника. Дескать, что ты творишь на участке? Или не понял того, что тебе было сказано? В общем, получил я по самое не могу, огреб первый свой выговор.

— Ясно. Погоны да оклад, который в районе больше нигде не получишь, конечно, важнее того, что один мужик стал инвалидом, другого убили, а женщина находится в сексуальном рабстве. Своя рубаха, как говорится, к телу ближе. Вот только как ты, вроде нормальный мужик, со всем этим жить будешь? Или, как Гвоздев, пойдешь в услужение к Сухобокову? Тот тебя примет и доплачивать будет.

Участковый резко встал и заявил:

— Ты, старлей, говори, да не заговаривайся. В услужение я ни к кому идти не собираюсь, как и бросать это дело. Только пока нет у меня возможности начать расследование. Да и официального повода. Я же просил Дуневича написать заявление…

— Он уже писал Гвоздеву.

— А надо мне.

— И что ты с ним сделаешь? Отвезешь начальнику, так? А он свернет его в трубочку и тебе в задницу засунет.

— Не борзей и слова подбирай. Я нашел бы, что сделать с заявлением. В полиции, даже областной, далеко не все продажные, много и порядочных офицеров. Новый начальник УВД из Москвы прибыл. К нему поехал бы. Но не поверил мне Дуневич.

— А ты поверил бы?

— Черт его знает, если честно.

— Вот именно. Но хорошо хоть то, что ты хочешь добиться справедливости. Я вот тоже этого желаю и добьюсь. Но мне нужны союзники. Ты среди них?

— Среди них. Что собираешься делать?

— Есть мыслишки, но четкого плана нет.

— Уговори Дуневича написать заявление.

— А смысл? Нет, Миша, официально снять проблему не получится. Не потому, что законы у нас плохие. Тебе просто не дадут ими воспользоваться. Допустим, будет заява, ты попадешь к новому начальнику УВД, тот выслушает тебя. Дальше что?

— Даст соответствующее указание начальнику районного отдела.

— Правильно. А тот повязан с Сухобоковым. Не пройдет и недели, как тебе организуют подставу и выкинут из органов. Тот же начальник управления и вышибет, когда ему подсунут компромат на тебя. А подставить участкового проще простого.

Борисов взглянул на Галдина и спросил:

— Как?

— Не догоняешь? Ну, скажем, будешь сидеть ты в опорном пункте и ждать вызова по связи от начальника райотдела, о чем тебя предупредят заранее. А тут девица в разорванном платье, в синяках, в крови. Дескать, меня изнасиловали. Ты начинаешь ее успокаивать, пытаешься помочь. А в пункт вваливаются подчиненные начальника райотдела. Ты докладываешь, что девушка изнасилованная прибежала. Она же бросается на тебя, рвет китель, рубашку, обдирает лицо и кричит, мол, сволочь, ты же меня и изнасиловал. Мне продолжать?

Борисов отвел глаза в сторону и сказал:

— Не надо.

— Может такое быть?

— Может.

— Еще с десяток вариантов я тебе могу прямо сейчас расписать. Сажать, конечно, тебя не станут, думаю, и до суда дело доводить тоже, чтобы не развалилось оно там. Предложат мирно решить вопрос. Потребует девица бабок, ты заплатишь, она заберет свою заяву. Но из органов тебя уволят, это и к бабке не ходи. А потом еще и Сухобоков на тебе отыграется. Очень не любит этот крендель, когда кто-то дорожку ему пытается перейти. Да что там дорожку, просто косо посмотреть. Он же здесь хозяин! Так что, Миша, по закону у нас с тобой не получится.

— Ты предлагаешь действовать их же преступными методами? — спросил участковый.

— А вот это обсудим. Может, и не совсем преступными. Мы же не беспредельщики.

— Да, мы борцы за справедливость.

— Верно, Миша. А разве не для этого ты государством поставлен на должность участкового? Не ради того чтобы на твоей земле все было по закону и справедливости, а не по прихоти разного рода подонков?

— Вот только политинформацию читать мне не надо.

— Политинформацию?.. — повторил Галдин. — Погоди, лейтенант.

— Что?

— Подожди.

Пауза затянулась на несколько секунд.

После чего Вадим взглянул на Борисова и спросил:

— А знаешь, Миша, что нам надо сделать? Вернее тебе, дабы начать следствие?

— Что?

— Войти в круг доверенных лиц Сухобокова.

— Как это? Мне в поместье хода нет.

— Есть. Только зайти надо издалека.

— Ты можешь объясняться понятней?

— Гвоздь на селе живет?

— Да, через два дома, не считая магазина.

— Отлично. Он как службу несет, не знаешь?

— Днем постоянно в поместье. Приходит часов в восемь, уходит в шесть, а то и в семь. Если гости наведываются, то и до утра может остаться. Потом до обеда отдыхает.

— А ты неплохо осведомлен.

— Присматриваюсь.

— Это хорошо. Ты посмотри завтра за Гвоздем. Как тот направится домой, купи в магазине коньяку или водки, смотря что потребляет эта сволочь, и зайди к нему в гости.

— В гости?..

— Именно.

— Так он меня и пустил.

— А ты ему с ходу, извиняй, мол… как его по имени-отчеству?

— Николай Николаевич.

— Извиняй, мол, Николай Николаевич, разговор есть. Покажи ему пойло.

— Дальше что?