– Слушайте, не надо нервничать…

Пыльный ежик подпрыгнул и разразился настоящей пулеметной очередью из возмущенных фраз. Девушка секунд десять смотрела на него, а потом сообразила. Она нажала на уголки глаз возле переносицы и посмотрела на клубок ясным взором.

– Ой… – Девушке стало неловко. – Извините, я сразу не догадалась, что вы с Той Стороны.

Перед ней стоял насупленный старичок в серых штанах до колен, красных чулках и вязаной шерстяной куртке. На голове у него красовалась красная же шапка. Руки дедушка имел длинные, как у гориллы, и в данный момент нервно теребил край чулка.

– Ты, ведьма, с Островов, что ли? – уже на вполне внятном английском проскрипел старичок.

– Я из Англии. – Дженни полегчало. Первый контакт с местным, правда, потусторонним населением установлен, аборигены выглядят… неопасно. – И я не ведьма. Меня зовут…

– Вот ведь глупые ведьмы стали, – пробормотал старичок. – И наглые. Вламываться в чужой дом без спросу – мыслимое ли дело!

– Да не ведьма я! Я Дженни. И не надо ругаться, я сама не знаю, как тут оказалась.

– Как-как, ясное дело как. Тебя этот оленевод притащил. Ключ он нашел! Не для него положено, нечего и доставать!

– Кто-кто притащил?!

Старичок обратил на нее свои глазки-буравчики:

– А ну выметывайся отсюда, ведьма! Дуй к себе на Острова!

– Что вы на меня накинулись?! – Дженни запахнулась в одеяла. – Куда я пойду? У меня одежды нет. И я не ведьма.

Старичок подпрыгнул, всплеснул ручками и забегал по комнате – быстро-быстро, так что девушка едва могла за ним уследить. Периодически он останавливался перед ней и гневно вопрошал:

– Значит, не уйдешь?!

Дженни качала головой, и дедушка снова принимался нарезать круги. В возбуждении он забегал на стены и даже пару раз пересек потолок.

За окном темнело, комната все больше освещалась багровым светом, льющимся из приотворенной печной заслонки. Мечущийся по потолку домовой (а кто это еще мог быть, рассудила Дженни) являл собой неприятную картину.

«А ведь мне тут ночевать», – подумала девушка. Ей стало не по себе.

– Стоп! – замахала она руками. – Притормозите, дедушка! Давайте поговорим!

Старичок остановился и неожиданно спокойно согласился:

– Ну говори…

Дженни вздохнула и начала:

– Во-первых, я не ведьма…

– Что ты врешь? – возмутился старичок. – Зачем? Какая тебе в том выгода? Ты же меня видишь!

– Вижу.

– А сама человек?

– Человек. Но я…

– Значит, ведьма, – подытожил старичок. – Видали мы таких невинных. Я заблудилась, дедушка, я просто искала нашу овечку – а потом хвать твой гребень, или шапку любимую, или кольцо драгоценное, и выкуп требуют. Откуда ты взялась?

Дедушка разбушевался и, кажется, увеличивался в размерах. Глаза его источали неприятный желтый свет, клочковатая борода мелко тряслась. Девушке стало и смешно и противно. Она столько прошла, чтобы оказаться неизвестно где в компании со злобным домовым.

– Уходить она не желает! Я тебя вежливости научу, водоросль заморская!

Дженни поднялась, пошла к выходу. Противный домовой зудел в спину торжествующей скороговоркой, а на душе у Дженни было беспросветно темно. Да, ей никто уже не придет на помощь. Но хотя бы гордость у нее еще была. Такого обращения терпеть она не будет.

Девушка распахнула дверь и спустилась с высокого крыльца. Ступила на снег в одних носках. Холодный ветер прошелся наждаком по лицу, плечам, ноги мигом промокли.

– Одеяла, так и быть, забирай, нищенка, – от широты души разрешил домовой. – И рядом не околачивайся, лети на Острова коров портить. Ишь, повадились тут. И чтобы твой оленевод и близко к дому не подходил!

Дверь захлопнулась.

Холод поднимался от уже озябшей земли, полз по телу, подбирался к сердцу. Она села возле говорливого водопада, прислонилась к валуну и закрыла глаза.

От водопада тянуло сыростью. Девушка беззвучно заплакала, и ее слезы добавляли влаги в этот сырой, уже слепнущий вечер. А потом струи водопада разошлись, и оттуда вышел кто-то большой и черный. Грузно переваливаясь и булькая при каждом шаге, подошел, сел рядом. Дженни даже не взглянула на него. Ей было все равно, что еще за существа здесь водятся.

– Выгнал? – спросил незнакомец.

Девушка слабо кивнула.

– А ты стерпела… – изумился черный без тени сочувствия.

– Я одна осталась, – невпопад ответила Дженни. – Все погибли, а я осталась.

Они помолчали немного, потом черный продолжил, роняя слова, как капли:

– Одна – это плохо. Некому помочь, некому заступиться. Только за тебя не надо заступаться. Этот ниссе[7]молодой еще. Он всего лет двести здесь живет. Он таких, как ты, и не видел никогда. А я видел. Очень давно. Я сразу почуял, как ты приплыла сюда.

– Где я? – спросила Дженни. – Что это за страна?

– Ты потерялась. – Это был не вопрос, а утверждение. – Я помогу тебе. Ты мне старые времена напомнила. Веселые времена, громкие.

Черный поднялся. Дженни впервые посмотрела на него. Незнакомец весь был вода и бешеные брызги, он был безумный полет воды с километровой высоты и неутомимая сила, сметающая камни и точащая скалы. Он был дух водопада[8], дух бесшабашный и веселый. Он достал откуда-то из набегающей струи прозрачную, будто стеклянную, скрипку и тронул смычком струны.

– Славные были времена…

Черный исчез, растворился в темноте скал, но водопад вдруг сбился со своего извечного ритма. Дженни услышала музыку. Дикую, древнюю. Музыку льда и голых скал, на чьих обкатанных серых макушках танцуют северные ветра, музыку воды, бьющей себе путь сквозь снега и заносы, чтобы добраться до края пропасти и со смехом низринуться вниз – в теплые долины и узкие ущелья. Музыку луны, заливающей своим молоком горные луга и выстилающей дорожки троллям, идущим в потаенные замки. И музыку солнца, золотящего горные пики и своим прикосновением превращающего жителей ночи в причудливый камень.