Мария вроде бы делала свою работу, но одновременно и наблюдала. Поглядывала, как я разматываю тюрбан из полотенца, как расчёсываюсь у зеркала.

–Красивые волосы, – вежливый, будто дежурный, комплимент.

Не единственное, что во мне осталось от девочки – природу никуда не спрячешь. Не будь их, возможно, мне удалось бы уйти от Неймана.

Я не знала, что ответить горничной, поэтому промолчала, выпила лекарства и затолкала в себя овсянку, яйцо, выпила кофе с молоком.

Мария наконец-то ушла, забрав с собой бельё и грязную посуду, а я без сил опустила плечи. Сдулась. Что за фигня? Это, наверное, слабость от простуды. А ещё я чувствую себя дерьмом, что болтается неприкаянно, не зная, куда его прибьёт однажды.

Никакая помощница за мной не пришла. Я честно ждала достаточно долго, хотя безумно хотелось лечь на чистые простыни и уснуть. Никто не предупредил, никаких инструкций я не получила, поэтому решила действовать на свой страх и риск.

Накинула толстовку – знобило слегка. Осень. В доме вроде тепло, но холод внутри никак не хотел рассасываться.

Я прошлась по комнате. Посмотрела на себя в зеркало. Волосы ещё влажные – на улицу не выйти. Да и вряд ли меня выпустят из дома. Оставалось одно. То, зачем меня сюда приволокли.

Я открыла дверь и вышла. В коридоре тихо. Никто не следил за мной, страж у «ворот» не стоял. Подавила в себе желание побродить по дому. Хватит вчерашнего. Я не очень-то хочу нарваться на Дана с тычками в спину или на кого ещё похуже.

Набралась духу и толкнула соседнюю дверь. Тильда сидела в том же кресле, но уже у окна. Смотрела туда пристально, на шум не обернулась. Плохо слышит? Или… ей всё равно? Я бы испугалась, наверное.

– Добро утро! – пропищала я, снова досадуя на свой детский голос.

Она поворачивалась медленно, как плохо смазанный механизм. Скользнула глазами. Пустота и безразличие, апатия и обречённость в её взгляде.

Мало мне собственного холодильника внутри?

– Пришла? Заходи, не стой у порога.

О-па. Мумия разговаривает? А Нейман говорил, что молчит…

Голос у Тильды низкий, глубокий, на женский не похож. А может, мне так показалось с перепугу.

– Проходи, не стесняйся.

Кажется, здесь все командуют. Тильда не исключение. Интересно, с Нейманом они родственники? По крайней мере, можно понять, в кого он такой непробиваемый. Старушка – кремень. Это угадывается и во взгляде, и в челюсти – тяжеловатой для женщины.

– Садись, – царственно кивает она на стул, что стоит неподалёку. Я устраиваюсь поудобнее, – выпьешь со мной чаю.

Это не вопрос. Она просто решила всё за меня. Ну и что с того, что я не люблю чай и только что поела? Я с интересом выискиваю в ней неймановские черты. Бабушка? Тётка? Кто она ему?

А ещё я жду, что она поднимет руку и позвонит в колокольчик – как в прошлые века. Настолько она кажется мне «оттуда»: строгий взгляд, губы поджаты, осанка горделивая.

И вот это мгновенное преображение – переход от бездушного робота до дамы из не нашего столетья – ошарашивает. Не удивительно: в доме Неймана, как мне кажется, ещё и не то можно увидеть.

Колокольчика для Тильды не нашлось – какая жалость. Зато вполне пригодился мобильный телефон, по которому она попросила принести чай. Значит, она всё же разговаривает? С кем-то? С Нейманом молчит?

Голова кругом от обитателей этого дома.

Судя по тому, как примчалась прислуга – женщина средних лет – Тильда не разговаривала не только с хозяином дома. Вид у женщины был неподобающий: щёки красные, глаза навыкат, руки пустые. Видимо, она решила убедиться, что это не сон и ей не примерещилась просьба странной старухи.

Живости в Тильде не прибавилось – сидела всё так же, выпрямив спину, на стук двери не обернулась. Это я крутила головой и разглядывала всё подряд.

Пришедшая ойкнула и попятилась. Тильда так и осталась сидеть истуканом, руки на коленях сложив. Мне кажется, она снова ушла в себя и забыла обо мне. Снова впала в свою странную летаргию, отключившись от внешнего мира. Может, её только и хватило на то, чтобы произнести несколько слов.

Я боялась что-то сказать или спросить. Меня немного знобило, я давила в себе желание накинуть капюшон на голову. Не для того, чтобы согреться, а чтобы спрятаться.

Минуты текли, мир остановился. Мы сидели со старухой, как два острова в океане – рядом, но не близко. Чем-то похожие, но разные: старое плато и только что рождённые горы. Когда-нибудь ветер и время разрушат и меня, но сейчас думать об этом было дико и неправильно. Я не могла представить себя старой.

Чай нам принесла дама – истинная леди. Красивая – взгляд сложно от неё оторвать. Фигура – закачаешься. Лицо гладкое, как икона. Тёмные волосы тяжёлым узлом на затылке уложены.

Безупречная осанка, выверенные жесты. Ничего лишнего, никакой суеты. На меня дама не смотрела, словно я пустое место, но чашки расставляла правильно: и Тильде, и мне.

– Спасибо, Лия, – я снова вздрагиваю: голос у старухи скрипит, как несмазанное колесо в телеге.

– Рада, Матильда, что вам лучше, – чуть приподнимает уголки губ в улыбке дама.

Та самая Лия? Главная по кухне? Видимо, Тильда здесь – очень важный персонаж, раз сама царица кастрюль и еды принесла чай. И это ей я оставила грязную чашку. Даже неудобно. Знала бы – не слушала Неймана. Тем более, что статус у меня в доме, судя по всему, куда ниже, чем у этой красавицы.

Лия уходит, мягко покачивая бёдрами, затянутыми в узкую юбку. Всё в ней хорошо. Элитная такая, холодная. Нейману под стать. Он, наверное, подбирает прислугу в тон своему темпераменту.

– Пей, – приказывает старуха. – Лия готовит очень вкусный чай.

Я беру чашку в руки и делаю глоток. Терпкий вкус, угадываются какие-то травы. Но я фанат кофе, поэтому чай – не мой напиток. Однако я не в том положении, чтобы вредничать. Меня взяли сюда для Тильды. И, кажется, я справилась с задачей. То есть нужды во мне особой нет. А может, и не было. Она сама по себе очнулась.

– Стефан – хороший мальчик, – выдаёт старуха.

От неожиданности я делаю слишком большой глоток, закашливаюсь, на глазах выступают слёзы. Обожглась. Стефан и мальчик – для меня понятия несовместимые. Но точно так же я вчера думала о Неймане и молоке. Ну, да, конечно. Этот взрослый мужик для Тильды – мальчик.

– Упрямый к тому же, – пьёт она чай. Глаза у неё прикрыты, веки чуть подрагивают. Птичьи сизые веки – большие и морщинистые, тонкие, как пергамент. – Где он тебя нашёл?

– В подъезде, – говорю правду. – Мы столкнулись в подъезде.

Веки приподнимаются. Старуха наблюдает за мной. Долго молчит. Мы пьём чай. Я даже втягиваюсь в процесс: горлу от горячего легче. Я только сейчас замечаю, что у меня побаливает горло.