Кажется, я слышу ноты злости. Неяркие, но у Неймана тембр голоса меняется. Надо же: я воспринимаю его на слух. Смотреть на него нужды нет – он одинаково топорный с натянутой до ушей маской сфинкса. А вот голос, если прислушаться, куда красноречивее неймановской внешней холодности.

– Она снова закрылась, Ника. Ушла в себя. Сразу же. Сидит, как древняя сова – не достучаться.

Ровно. Очень ровно. Тихо, но чётко. Что за этим? Боль или отчаяние? Или то и другое сразу? Не угадать пока.

Я пугаюсь. Замираю, как громом поражённая. Кажется, я по привычке пытаюсь найти в нём положительные черты. Как это нередко делаю с другими людьми. Оправдываю? Стремлюсь выдать желаемое за действительность?.. Но ведь это Нейман. Мой враг. Человек, способный на холодное расчётливое убийство.

– Ешь, Ника, – приказывает он после паузы. Наверное, мне показалось. Но он жалеет о том, что… стал человеком на миг.

Я вдруг чувствую голод. Доедаю суп, приканчиваю второе. А когда подают кофе, настроение у меня резко ползёт вверх. Девушка ставит передо мной пирожное или кусок торта – воздушное чудо со взбитыми сливками. Я очень люблю взбитые сливки. Это какой-то нереально прекрасный вкус.

Забывшись, подхватываю сливки пальцем, как делала это в детстве или когда меня никто не видит. Мне так вкуснее. Слизываю белую сладкую шапку с пальцев и замираю от стыда.

Он смотрит. Следит за мной. Сосредоточенно-хмурый. Губы опять сжаты.

– Прости, – поспешно вытираю пальцы о салфетку.

Мне хочется съязвить. Сказать ему: я сожалею, что не соответствую его строгому эстетическому вкусу, а потом встать и уйти из этой пустой холодной столовой, но не успеваю.

Его рука тянется ко мне. Я испуганно замираю. Сердце начинает частить. А ещё я чувствую, как каменно сжимаются соски. Их, наверное, видно, хоть платье и не обтягивает меня.

Щёки вспыхивают, когда его пальцы касаются уголка моих губ. Проходятся медленно и почти нежно. Очерчивают нижнюю губу. Это болезненно-остро. Я задыхаюсь, потому что забываю, как дышать.

Он убирает руку, словно нехотя и жалея. Но на лице ничего не прочитать – он всё такой же каменно-замороженный. На пальце у него белая капля сливок.

Нейман медлит, разглядывая её. Мне кажется: ещё мгновение – и он станет человеком, слизнёт её, но я снова ошибаюсь. Он вытирает палец салфеткой. Аккуратно, педантично.

– Тебе очень идёт это платье, Ника, – Нейман то ли комплимент делает, то ли загоняет меня в какой-то только одному ему понятный угол.

А затем он кладёт салфетку на стол, поднимается и уходит прочь из столовой.

Я смотрю ему вслед. Сердце рвёт грудную клетку. Я чувствую, как подпрыгивает вырез платья ему в такт.

Что это было?.. Нет, никогда мне, наверное, не понять этого человека.

Я ещё долго сидела за опустевшим столом. Наверное, почти не думала. Пялилась на белую скатерть – посуду всё та же молчаливая девушка споро убрала и удалилась, а я осталась.

Не знала, что мне делать дальше. Нейман меня с толку сбивал. Но если б дело было только в нём, я б, наверное, что-то придумала или попыталась повернуть ситуацию в свою сторону. Оставалась Тильда – тот самый непонятный икс, ради которого затеялась вся эта странная чехарда.

Она мне никто, – пыталась твердить себе, но получалось плохо. Иногда к чужим людям чувствуешь очень много – почти сразу. Это необъяснимо, и я перестала с этим бороться.

Не знаю, сколько прошло времени. Может, несколько минут, а может, час. Очнулась, потому что замёрзла. Рукой по лицу провела и со вздохом встала.

Дом у Неймана большой. Тут только по первому этажу можно бродить и потеряться. А есть ещё второй и, кажется, третий этаж. Почему-то хочется если не изучить, как и что здесь устроено, то хотя бы пройтись экскурсией.

Жаль, некому показать местные достопримечательности. Но раз уж я здесь остаюсь и раз уж Нейман настолько добр, что разрешил делать, что хочу в свободные от Тильды часы, я успею сунуть любопытный нос во все щели, куда будет возможность дотянуться.

Во мне всегда жил стойкий авантюрист. Задница жаждала приключений и нередко находила их. Да хоть то же столкновение с Нейманом. Оно не должно было случиться, однако я здесь. По уши в проблемах. Но спешить мне некуда. Поэтому – будь что будет. Куда-то меня однажды вынесет.

Странный дом. Он затихал под ночь. Днём здесь появлялись люди, а когда опускались сумерки, казалось, он вымирал. То ли прятались они где-то, то ли уходили, оставляя крепость без своей заботы.

Пусто. Тихо. Немного страшно ходить по его коридорам.

Наверное, меня тянуло магнитом к этому месту – кабинету Неймана или что там на самом деле находится – пока не знаю. Но, попетляв, я снова вышла в уже знакомый коридор.

Наверное, неосознанно шла на голоса. Нейман и его безопасник словно специально разговаривали громко, чтобы я их подслушала.

Первый порыв – уйти. Это… неправильно – распускать уши, но ноги будто приросли на месте.

– Блядь, Стефан, ты словно свихнулся. Вообще на тебя не похоже. Ещё раз повторю: то, что мы ничего не нашли на неё, ещё ничего не значит! Услышь меня: она подозрительная. У неё пустой телефон – у девок в её возрасте куча контактов, все эти Муси и Пуси, подружки, друзья, знакомые. А у этой – пусто! Так не бывает! Она словно взяла и удалила всё спецом. В ноутбуке – то же самое. Ни одной закладки. Чистый лист.

– Новый? – Неймана, наверное, не удивить и не пронять.

– Не старый, но и не новый. Нет там ничего, кроме фоток какой-то бабки и пары захудалых файлов. И я бы понял – честно – если б она удаляла, стирала информацию. Мы б откопали хоть что-нибудь. А у девки хард из магазина. Другой хард, – голос у Дана становится значительным и зловещим. Он хочет, чтобы Нейман задумался, пропитался его подозрительностью.

– Сгорел и заменила? – он всё такой же спокойный и невозмутимый.

– Да ты охуел, если ищешь поводы не замечать странные вещи! Что, настолько понравилась, что вышибла твоё умение анализировать и правильно приоритеты расставлять? Так трахни её и забудь! А то мозги у тебя в штаны стекли, судя по всему.

– Давай я сам решу, что мне делать. Ты не моя мать, Дан, чтобы указывать и решать за меня, – об его голос можно порезаться – такой он острый и колко-холодный. Нейман умеет ставить на место, даже таких зарвавшихся козлов, как Дан. – Оставь её в покое. Не цепляйся. Не мешай. Этим окажешь неоценённую помощь.

– Я тебе друг, Стеф, – съезжает на задушевность Дан. – Мы выросли вместе. И ещё ни разу я тебя не подводил. Раньше ты мне доверял. Что случилось сейчас? Из нас двоих ты выбираешь эту мелкую шлюшку.

Я вспыхиваю. Так случается каждый раз, когда меня унижают. Хочется ворваться и надавать Дану пощёчин с двух рук. Но я стою, пытаясь дышать потише. Зубы стиснула, кулаки сжала. Меня снова трясло – не понять, то ли от гнева, то ли опять температура поднялась.