кто приходит и кто уходит – здесь, похоже, никому дела не было. Весьма пожилой консьерж дремал у себя за конторкой, и лишь изредка просыпался, вздрагивая, когда кто-то из постояльцев швырял ключи на его бюро. Альфред, ничего не спрашивая, стал подниматься по скрипучей истоптанной лестнице, опираясь на липкие перила. Бордовая ковровая дорожка, покрывавшая лестничные марши давно выцвела, и местами в ней даже зияли дыры. Освещение и вовсе было скуднее некуда: лишь на поворотах кое-где горели подвешенные на крюках керосиновые лампы. Третий этаж был последним, и, видимо, самым дешевым. То там, то тут за дверями раздавались пьяные крики, где-то, похоже, дрались, и во всем коридоре стоял неизбывный смрад табачного перегара и еще какой-то кислятины.

Комната за номером тридцать два находилась по левую руку от просторного эркера, куда и вела лестница, и из которого затем в стороны расходились коридоры. Альфред нажал на кнопку предохраняющую стилет от случайного раскрывания. После еле слышного щелчка, лезвие высунулось из трости на толщину ногтя. Альфред тихо подошел к двери и постучал, но не условным стуком, а первым пришедшим в голову – три легких удара, разделенных короткими паузами, и затем – двумя длинными. За дверью тотчас послышалась какая-то возня, и затем дверь открыл смуглый человек, вовсе не похожий на того испанского боцмана, с которым Альфред недавно разговаривал.

– Входите, входите, прошу вас…– сказал человек. – И побыстрее, я уже начал меняться, как видите.

Альфред ступил внутрь весьма убого обставленной, но довольно чистой комнаты, которую, очевидно и снимал человек, утверждающий, что он Маркус. Также как и все прочие помещения гостиницы, комната была освещена лишь керосиновой лампой, фитиль которой был убран почти до самого края.

– Я могу присесть? – спросил Альфред.

– Что вы спрашиваете, дружище! Разумеется, садитесь, где вам будет угодно!

Альфред уселся за стол, и, положив стилет на колени, снова взглянув на человека. Хозяин номера снова изменился настолько, что Альфред чуть, было, даже не вскрикнул, и теперь он был абсолютно не похож на того, который открывал дверь. Теперь это был довольно пожилой господин, с вытянутым небритым лицом, седоватыми бакенбардами и очень печальными глазами.

– Как это происходит? – едва сумел выдавить из себя вопрос Альфред.

– Я бы сказал – скачками, – спокойно ответил пожилой господин, – причем, очередные изменения происходят через разные промежутки времени. Одним словом – процесс весьма спонтанный.

– Вот как? – Альфред действительно был не на шутку удивлен.– А как вы знаете, что трансформации прекратились? Я имею в виду, ту фазу, когда вы превращаетесь в кого-то, а не обратно в себя.

– Ну, как вам сказать. Я ведь все-таки стремлюсь прийти к некоторой желательной внешности. И каких-то черт мне все-таки добиться удается, пусть и ценой гигантского напряжения. К слову, портретного сходства с желаемым образом не мог добиться и сам мэтр де Вилланова.

Внезапно произошло еще одно превращение. Перед Альфредом уже сидел рыжий мужчина средних лет в темно-коричневом клетчатом костюме – явно из портовых складских приказчиков. Альфред даже отшатнулся от неожиданности.

– Ага…вот снова произошло,– констатировал рыжий, – Думаю, еще одно-два превращения и все закончится.

– Все это так необычно! Я бы ни за что не поверил в такую возможность, если бы только сам не увидел это своими глазами!

– Да, это довольно необычно. Я согласен, – кивнул рыжий приказчик.

– А бывает так, что промежуточная внешность, скажем так, не мужская, или вообще не человеческая?

– Нет, о таком я не слышал ни разу. Если превращение делает мужчина, то и все образы мужские, если женщина – то образы будут соответственно – женские. Почему так – не знаю, но смутно догадываюсь.

– Правда? – с любопытством спросил Альфред.

– Да. Дело в том, что я, как мужчина использовал мужскую версию алхимического деланья по трактатам де Вилланова. Но, Мария Коптская8, например, утверждала, что существует и женская версия этого процесса, и что она также сумела достичь подобного превращения, используя лишь женские элементы. Ну, вы понимаете: сурьма вместо висмута, черное серебро вместо белого и так далее…

– Да, понимаю, конечно, – ответил Альфред задумчиво, – но об этом еще меньше свидетельств, чем об экспериментах де Вилланова.

– Это точно! Лично я видел ее рукопись всего однажды, да и то мельком.

– Правда? И где же?

– Да, знаете ли, давно это было… Кажется, в каком-то монастыре на юге…

– Правда? Вы не рассказывали, что путешествовали по южным монастырям.

– Не то, чтобы я путешествовал… – рыжий вздохнул, – я ведь итальянец… А Италию я в молодости изрядно исколесил, да, знаете ли, – жизнь заставила.

– Вот как? Интересно будет как-нибудь послушать о ваших странствиях подробнее, – Альфред пытался держаться как можно естественнее.

– О, само собой! Когда все закончится, мы непременно поболтаем и об этом тоже! – рыжий клерк зажмурился, словно от боли, и закрыл лицо руками. Он сжимал лоб, словно пытаясь сдержать крик, способный вырваться из горла в любую минуту, а затем все как-то резко прошло, и, изумившись, Альфред увидел, что перед ним сидит Маркус.

– Вот это да! – ахнул Альфред и откинулся на стуле.

– Да, кажется, все закончилось! – с некоторым облегчением вздохнул Маркус и провел ладонью по лицу. – Да, но теперь давайте вернемся к «нашим баранам»…

– «Баранам»? – переспросил Альфред

– Ну, это такая английская поговорка… вы не слышали прежде? Что-то вроде «вернемся к нашим делам насущным»…

– Нет, не слышал. Так о чем вы желали бы поговорить? Что-то случилось, кроме удачного эксперимента с изменением внешности?

– В силу того, что я снова в деле, я хотел бы обсудить наши дальнейшие шаги. Во-первых, я думаю, больше нет смысла жить в моем теперешнем убежище. Изменяя внешность, я могу жить в любой гостинице или трактире, верно?

Альфред кивнул.

– Далее. Что нам известно о смерти бургомистра? Первое – он отправился на тот свет не по своей воле. Так?

Альфред как-то невнятно кивнул, и едва заметно пожал плечами.

– Но нам не совсем понятно, каким именно образом. Верно?

– Мы ведь вроде уже говорили насчет яда, правда, не совсем ясно какого именно. Вам удалось что-то разыскать? – спросил Альфред.

По лицу Маркуса пробежала едва заметная даже в полутьме легкая «тень»:

– Нет, я пока ничего с этим не выяснил. Но, я все-таки склоняюсь к тому, что это кураре.

– От кураре губы не чернеют. И не наблюдается подобного окоченения. Нет, это яд экзотический, каким, видимо, не столько убирают с дороги, сколько наказывают. Мы ведь уже говорили об этом. Вы забыли?– невозмутимо спросил Альфред.

– Ах, да, конечно. Я встречал кое-какие упоминания о ядах туземцев Новой Индии, они